Когда полицейские вскрыли дверь, увидели, что в квартире, куда вызвали «скорую», мужчина только что топором зарубил свою мать. У женщины были страшные раны. А рядом с ней лежала записка: «Я убил и расчленил бригаду скорой помощи». Медработники констатировали смерть и отправились на следующий вызов.
Полицейские на выходе их подбодрили: «Девушки, вам повезло, вы родились заново сегодня! Он запросто мог вас зарубить».
В тот раз «повезло» фельдшеру Ангарской больницы скорой медицинской помощи (БСМП) Татьяне Шульге, которая приехала с бригадой на вызов. А потом «везло» ещё много раз. На каждые две-три смены «скорой» случается экстремальный вызов.
«Ребёнок плачет, мама плачет, я плачу»
Два старших брата Татьяны погибли в детстве. Один из них почти дожил до пяти лет и умер после операции на сердце, давление не поднялось. Татьяна думает, что «врачи прокараулили».
Второй брат прожил неделю и умер после того, как мама покормила его молоком. Это была гемолитическая болезнь: когда у матери и ребёнка разные резус-факторы крови, её организм отвергает плод как инородное тело.
— Надо было просто не кормить его грудью, там были высокие антитела. Мальчик был здоровый, как все, — объясняет Татьяна.
Со старшим братом была бы разница в 9 лет, со вторым — 6. Татьяна родилась уже после их смертей, о произошедшем ей рассказала мама. Это и подтолкнуло её идти в медицинский.
Когда поступала в Иркутский медуниверситет на хирурга, недобрала несколько баллов. На педиатрический идти не захотела: очень жалела детей. Вернулась в Усолье-Сибирское, где родилась и выросла, там пошла в медицинский техникум на сестринское отделение.
— По учёбе мы проходили практику в педиатрии. Там была палата с брошенными детьми. У этих детей такая надежда была в глазах, когда к ним в палату заходишь, у взрослых не увидишь такого. Всегда было очень жалко. Ещё никогда не забуду, как ставила первый укол пятимесячному ребёнку: ребёнок плачет, мама плачет, и я плачу.
После первого курса Татьяна решила перевестись на другую специальность, чтобы стать фельдшером. Обучение было платным, Татьяна пошла работать — санитаркой в Ангарскую БСМП. А когда доучилась, в этой же больнице и осталась фельдшером скорой помощи.
«Когда я организовала первичную профсоюзную организацию, главный врач называл меня экстремисткой»
Татьяна ловко перестраивается в крайнюю правую полосу. В салоне её старенькой красной «Тойоты» чисто и солнечно, окна открыты, пахнет недавним дождём.
— Вот тут у нас было что-то вроде ночного клуба. Мы там часто бывали со «скорой» на вызовах, — указывает она на здание справа. — То огнестрельные ранения, то ножевые, то просто после драки.
Сейчас Татьяна в декретном отпуске, у неё троё детей, младшему сыну недавно исполнился год. Старший в следующем году пойдёт в школу, средней дочке — 3 года. Семья арендует квартиру, собственного жилья у них нет. Муж занимается бурением скважин на воду, это сезонная работа, которая позволяет прокормить семью. Тринадцати тысяч декретных, которые получает Татьяна, на жизнь не хватает. После того, как ребёнку исполнится полтора года, и эта выплата почти аннулируется.
Сегодня дети дома под присмотром мужа — у него случился редкий выходной, и Татьяне некуда торопиться. Во время работы на «скорой» такие дни выдавались редко.
— В смену у нас 12−15 вызовов, 2−3 из них — экстренные. Каждые 2−3 смены происходит какая-то история вроде той — с мужчиной и топором.
В одной смене по плану должна работать 21 бригада скорой помощи, по факту выходят 15−16. Времени на отдых у медиков не остаётся.
— Мы часто выходим на 1,5−2 ставки — сутки через сутки, день-сутки-ночь.
В прошлом году Татьяна написала обращение в трудовую инспекцию, сообщив, что водители БСМП перерабатывают ради заработка и из-за нехватки людей. По законодательству водитель «скорой помощи» может работать не более чем на одной ставке — из соображений безопасности. Пришёл ответ: запретить водителям работать больше нормы.
— Это касается не только водителей. Если медперсоналу «скорой» выходить по нормальному графику — сутки через трое, то это будет работа для удовольствия, а не для заработка. Нормальный доход не перерабатывающего человека, имеющего категорию, — 25−30 тысяч рублей. Новенького — 17−20. Дальше возможности для повышения дохода — это добавки из-за инфляции или указы президента по какому-то поводу. Законно не получится больше заработать.
Мало кого этот доход устраивает, почти все работают на полторы-две ставки, чтобы заработать 40−50 тысяч рублей.
— Это нам так дают заработать больше, разрешают закрыть глаза на законодательство.
В 2018 году вышел указ о выплате со следующего года медицинским работникам к профессиональному празднику 10 тысяч рублей. Указ был исполнен в 2019-м, но медперсонал этого не почувствовал.
— Выплата приходит, а в это же время зарплата снижается фактически на такую же сумму, может, даже больше, — вспоминает Татьяна.
— За счёт уменьшения «стимулирующей надбавки», которая не привязана ни к каким показателям. В этот момент я поняла: надо что-то делать.
В сентябре 2019 года Татьяна организовала ячейку независимого профсоюза «Действие». Сейчас в профсоюзе 49 регионов, около 3000 человек. В ячейке, которую основала Татьяна, 21 участник.
— Когда я организовала первичную профсоюзную организацию, главный врач называл меня экстремисткой. Говорил, что я занимаюсь политикой гражданской войны, что у нас в профсоюзе учредитель — Навальный.
Татьяна побывала в Москве на съезде, встретилась с более опытными профсоюзниками, узнала об эффективных методах борьбы. Когда она была в Москве, младшему ребёнку не было 8 месяцев.
— Конференции шли весь день, а я только и успевала между ними звонить домой: «Поели? Поспали?» Но Москва всё равно очень понравилась, я там была в первый раз.
«Шли бы вы своих детей воспитывать»
Декретный день Татьяны состоит из двух частей: первую половину дня она проводит с детьми, а во второй, когда спит младший ребёнок, Татьяна «работает» в профсоюзе. Кавычки в предыдущем предложении не условны: зарплату за свою деятельность Татьяна не получает.
Заявки от коллег поступают почти каждый день. Недавно обратились по выплатам за работу с коронавирусными больными:
— Президент сказал, что врачи должны получать 50 тысяч, средний медперсонал — по 25 тысяч. В реальности дали какие-то копейки, по 200−300 рублей.
Рассчитали по часам коммуникации с пациентами, заражёнными коронавирусом. Мы сделали видеообращение к врио губернатора, разместили в Интернете. Я дополнительно писала, выясняла, какая сумма должна выделяться, как это распределяется по категориям.
На следующий день после обращения врио губернатора лично приехал на станцию скорой помощи, о случившемся рассказали во всех федеральных СМИ. Глава региона принял указ о том, что не только контактирующие с заражёнными получают стимулирующие выплаты, но все. Фельдшеры получили по 25 тысяч плюс районный коэффициент. На руки выдали около 37 тысяч. Это выплата за каждый месяц — апрель, май, июнь. Выплаты стали приходить быстро, перечисляли даже в субботу и воскресенье.
После этого к Татьяне обратились медсёстры из поликлиники, которые ездили на забор мазков к людям с подозрением на коронавирус и вернувшимся из-за границы. Они получили по 37,5 тысячи, а через неделю их попросили вернуть деньги. Сказали, что выплата была ошибочной.
— Мы хотели писать обращения. Медсестру, которая пришла ко мне с проблемой, вызвали на ковёр, а потом выяснилось на собрании, что всё-таки всё законно, выплаты можно оставить. Так у нас решается любой вопрос.
Есть ещё одна проблема. Работнику, который берёт мазок у гипотетических носителей, выдаётся один костюм на весь день. Он в нём идёт и к тем, кто заражен, и к тем, кто нет. Это становится известно уже после.
Раньше давали одну медицинскую маску (не респиратор) и 200 мл антисептика на неделю. Так происходило не только в Ангарске, по словам Татьяны, больницы по всей стране не были готовы обеспечить сотрудников средствами индивидуальной защиты.
— Сначала медики делали так: вышли от пациента, обрызгали себя полностью раствором и пошли к следующему. Раствора на это, конечно, не хватало, приходилось покупать его за свой счёт. Мы пообщались на эту тему с начальником горздрава, — делится маленькой победой Татьяна. — И ситуация стала улучшаться.
Татьяна надеется когда-нибудь решить и ситуацию с реанимационными автомобилями:
— У нас пока что два варианта машин: «Газельки «Соболь», они коротенькие, неустойчивые. И есть «Форд», он комфортнее, и места хватает, но на нём в деревню не поедешь. Был случай: «скорая» перевернулась, пациент погиб.
Пока дети спят или остаются с мужем, Татьяна принимает коллег с проблемами, пишет от их имени обращения, заявления, жалобы, письма. И подписывает как председатель профсоюза.
Татьяна не жалуется: её семью такой распорядок устраивает. Есть и альтернативная точка зрения: «Главврач говорил: „Шли бы вы детей своих воспитывать“, — рассказывает Татьяна. Она не обижается, понимает, что её деятельность многим неудобна».
«Смотрю: медсестра сутки на посту, вторые, третьи… Я у неё спрашиваю: «А что вы домой-то не ходите?» Она отвечает: «Работать некому»
В ноябре 2019 года Татьяна участвовала во встрече представителей профсоюза «Действие» и официального профсоюза работников здравоохранения.
Генеральный директор научно-производственного центра ГОСУЧЁТ Роман Ерженин, который был приглашён на это мероприятие, написал на своей странице в Facebook.
Ерженин на встрече присутствовал не случайно. Летом прошлого года он сломал руку и оказался пациентом областной больницы.
— Смотрю: медсестра сутки на посту, вторые, третьи… Я у неё спрашиваю: «А что вы домой-то не ходите?» Она отвечает: «Работать некому». Я поинтересовался, как это будут оплачивать. Медсестра невнятно ответила про какие-то надбавки. Я подумал, что так нельзя, и решил разобраться с этим вопросом.
Ерженин работал в Федеральном казначействе, сейчас его фирма занимается автоматизацией бюджетных процессов. Он умеет работать с огромными объёмами данных и знает, на каких сайтах хранится первичная отчётность бюджетных учреждений. За несколько месяцев Ерженин со своими аналитиками проанализировал не только зарплаты медиков в Иркутской области, но и полную финансовую деятельность учреждений здравоохранения за предыдущие 4 года. В результате стало понятно, что медучреждения недофинансируются приблизительно на 5 млрд рублей в год.
— В региональном бюджете деньги были. Бюджет был профицитным, — говорит Ерженин.
Результаты исследования осенью прошлого года он направил спикеру Законодательного Собрания Сергею Соколу. Тот передал их в прокуратуру, которая провела проверку. Результаты проверки неизвестны до сих пор.
Роман планирует в ближайшие месяцы завершить исследование, добавив в него данные за 2019 год, и опубликовать все комплексные данные «пятилетки» в отделе научной монографии со всеми приложениями, выкладками и исследованиями коррупционных схем.
О работе профсоюза «Действие» в БСМП он отзывается так:
— Главврачу, может, и выгодно, что у него есть такой профсоюзный лидер. Главный врач в таком положении, что не может защищать своих работников. Как только он станет их защищать, лишится либо своей должности, либо финансирования, либо ещё чего-то.
От самого главного врача БСМП Бориса Басманова комментарий получить не удалось: на звонки он не отвечал, а прочитав сообщение в месседжере WhatsApp, оставил его без ответа.
Зато ответила Ольга Кощина, начальник ангарского горздрава:
— У медицинской организации с любым профсоюзом, если он работает в интересах сотрудников, не может быть противостояния. Мы же государственное учреждение, у нас нет никаких вариантов отступления от законодательства, нормативных документов. Медицинская организация не может сделать более этого — так же, как и менее. «Нормативка» будет меняться, если они что-то там отстаивают — ради бога, мы выполним всё, что нам предпишут. Просто интонация должна быть не спекулятивная.
«Почему я не могу быть сильной? По крайней мере, я попробую»
Министр здравоохранения Иркутской области в прошлом году задекларировал свой официальный доход — 300 тысяч рублей в месяц. Это в 10 раз больше, чем средняя зарплата врача.
— Я понимаю, — говорит Татьяна Шульга, — у него большая ответственность. Но самая большая ответственность всё-таки у того, кто работает с пациентом. Я не знаю ничего ценнее, чем жизнь. Когда перед тобой умирает человек, нужно действовать, думать некогда.
Заработать в медицинской сфере может и рядовой специалист, например, если перейдёт в частную клинику или будет совмещать. Может поменять специализацию, выбрав бьюти-сферу, косметологию, массаж, фармацевтику.
Недавно Татьяна попробовала себя в новом деле: она баллотировалась в депутаты Ангарского городского округа. После участия в проекте «Ангарск — народный выбор», ей предложили выдвинуть свою кандидатуру от одной из партий.
Татьяна сначала согласилась, а потом сняла свою кандидатуру.
— Главный врач на собраниях перед коллективом стал говорить, что я раскачиваю политическую лодку и борюсь за права медицинских работников только потому, что хочу пойти в депутаты.
Но в своём решении Татьяна всё-таки сомневается.
— Я задаю себе много вопросов, — говорит она. — Например: чем я хуже других? Почему я не могу быть сильной? По крайней мере, я могла попробовать.
«Большинство медиков жить без медицины не могут. Это такие относительно психически больные люди, не хотят чего-то другого»
Телефон Татьяны звонит, и она прерывает свой рассказ, чтобы ответить мужу. Расспрашивает о том, как чувствуют себя дети. Обсуждают планы на вечер.
По её словам, фильм «Аритмия» на 80% отражает реальность: совпадает изображение нехватки денег, дефицита времени на семью, проблем медперсонала с алкоголем.
Татьяна и сама пережила много историй, по которым можно снимать кино. Однажды их бригаду запер у себя дома пьяный мужчина. Сказал: «Вы отсюда не выйдете», — и не выпускал. Рация разрывалась, поступали другие вызовы. Мужчина просил сделать что-то, чтобы ему стало лучше. Медики выкрутились: поставили ему укол «магнезии» и незаметно ушли. В другой раз «скорую» вызвали в бар, где пьяная женщина уснула за столом. Поднесли к носу нашатырный спирт, она проснулась, начала махать руками и ударила врача. Обошлось синяком, но было неприятно. Обращаться никуда не стали.
— Можно, конечно, в таком случае пойти в полицию, подать в суд, но мы ведь на вызове — у нас нет времени. Нервы на это тратить, возиться с бюрократией, — объясняет Татьяна.
Иногда на вызовах выясняется, что у человека ничего не болит, ему просто нужно поговорить.
Бывают благодарные пациенты, которые приглашают на ужин, подарки дарят, кто-то насыплет в карманы конфет.
— Иногда предлагают деньги как благодарность, но мы не берём ни в коем случае, — делится Татьяна.
Одна история запомнилась ей больше всего:
— У нас был вызов на домашние роды. Мать рожавшей вызвала «скорую», а встретив нас, сказала, что сначала позвонила в МЧС. Мы удивились: «Зачем МЧС?» А она ответила: «Ребёнка доставать». Оказалось, что женщина родила ребёнка в унитаз, и он захлебнулся. Нам пришлось уже мёртвого ребёночка, младенца, доставать из унитаза — у него голова там застряла. Я чуть не поседела на этом вызове. Очень тяжело было. Мне хотелось орать, бить её за такой поступок.
Татьяна смотрит в землю и, кажется, сама не верит, что это случилось на самом деле.
Она планирует оставаться в отпуске по уходу за ребёнком, пока ему не исполнится 3 года. Оставлять профсоюз и борьбу за права медиков она не хочет, но некоторые сомнения её всё-таки посещают:
— Когда выйду из декрета, буду зарабатывать 30 тысяч, с переработками — 40, — размышляет она, — Иногда думаю: не поменять ли мне сферу деятельности? С другой стороны, уволь меня из медицины, не представляю, чем буду заниматься. Большинство медиков жить без медицины не могут. Это такие относительно психически больные люди, не хотят чего-то другого. Наверное, и я такая же.