Сирота Юрий Рыбаченко ушёл на Донбасс в марте 2021 года. Заключил контракт с Народной милицией ДНР, служил снайпером. Погиб в Мариуполе спустя год, в марте 2022-го. Российское государство не признаёт его погибшим во время «спецоперации». Поэтому его вдове и двум сыновьям не полагаются «гробовые», а тело привезли за свой счёт сослуживцы. Похоронили «всей деревней».
«Кто бы мог подумать, что погибнет на войне, как прадед»
Дом, в котором жил Юра Рыбаченко вместе с матерью и бабушкой, стоит прямо за мемориалом воинам, погибшим в Великой Отечественной войне. На каменной плите 120 фамилий, среди них — Иван Рыбаченко. Это прадед Юры. «Кто бы мог подумать, что Юра тоже погибнет на войне», — говорит 58-летняя Галина Сигова, его двоюродная бабушка. Она живёт тут же, на соседней улице.
Юра родился в 2000 году, вместе с матерью они жили в доме бабушки. Отца мальчик никогда не знал. Ему было семь лет, когда его мать Ольга попала в тюрьму. С тех пор Юра её не видел. «Выпивала, не работала. Руки с клеем у неё были, — воровала, по деревне пóкостила», — говорит Галина Сигова. — Бабка, ихняя мать, тоже любила это дело«.
Почти сразу после освобождения Ольга умерла — попала под трамвай в Иркутске. Сотрудники министерства опеки и попечительства увезли Юру в детский дом в Черемхово прямо из школы. Юра постоянно сбегал из детского дома. Возвращался в дом бабушки за 39 километров от Черемхова, где находится детский дом. Как он добирался до деревни, родственники не знают. Сигова говорит: «Наверно на попутках».
Чаще подросток приходил в Свирск, к сестре матери Светлане. Она работает на ферме дояркой. Упрашивал тётю забрать его из детского дома. «А у меня травма была. Я его забрать не могла», — говорит Светлана. Она сидит около давно небеленой печки и курит одну сигарету за другой. В воздухе висит запах застарелого табачного дыма. Им пропитано всё — одежда на вешалке в углу, грязные шторы на окне. У печки лежат пустые пластиковые бутылки из-под пива.
Подростком Юра несколько раз грабил киоски, маленькие магазины. Сколько у него судимостей, родственники точно не знают. О том, что он в розыске у полиции, им сказали в военкомате. «Он был такой, воровал постоянно, — говорит его жена Ванда. — Вскроют киоск, он там возьмёт пива, сигарет и шоколадок. Друзьям отдаст. Он был хороший, добрый такой, со всеми делился».
«Маленький шебутной был, ни минуты спокойно не сидел, — говорит Галина Сигова. — Я думала, если возьму его, придётся к себе верёвками привязывать. И родственники бы не дали жить спокойно: ходили бы без конца». Галина хотела забрать Юру, её дочь и зять тоже были не против. Но для оформления опеки нужен был официальный доход. «А у нас официальной работы не было, — объясняет Сигова. — Тогда совхоз развалился, работы в деревне не стало».
В последний раз Галина Сигова видела Юру в 2018 году, ему было 18 лет. «Он на нас капитально обиделся, что не забрали его, — говорит Галина. — Не общался. Мы же о нём вообще мало чё знам».
«Так бы он не уехал. Ни мамы, ни папы. Никого рядышком»
Жена Юры, 20-летняя Ванда, и двое его сыновей, 4-летний Ярик и 3-летний Кирилл, живут в 12-тысячном городе Свирске, в 40 километрах от Серёдкиной. В однокомнатной квартире ободраны обои, течёт сантехника. Когда в ванной включаешь свет, в разные стороны разбегаются рыжие тараканы.
Эту квартиру Ванда купила за 480 тысяч материнского капитала в апреле 2021 года, сразу после того, как Юра ушёл на Донбасс. Денег на ремонт уже не хватило. В сентябре она родила третьего ребёнка, не от Юры. «Он знал. Говорил — рожай, вырастим», — говорит Ванда. По щекам текут слёзы. По её словам, они помирились в ноябре, Юра собирался вернуться к семье.
Ванда и Юра вместе росли в детском доме в Черемхово. Дружить начали в 13 лет. «Он постоянно защищал нас, девочек, — говорит Ванда. — Никогда в обиду не давал старшакам. Всем делился». В 16 лет Ванда забеременела и они с Юрой расписались. Прямо в детском доме им сыграли свадьбу. У невесты было белое платье, у жениха — костюм. «Отмечали, в кафе посидели, — вспоминает Ванда. — Все приходили к нам, поздравляли». Из всех родственников на свадьбе была только сестра юриной матери Светлана.
После свадьбы Юра и Ванда купили двухкомнатную квартиру в Черемхово. В детдоме Юра получал пенсию по потере кормильца, деньги приходили на его счёт. К моменту окончания школы накопилась достаточная сумма. Вскоре Ванда родила первенца, Ярика. Юра учился в вечерней школе и работал. «Везде, где придётся. Грузчиком, потом на лесопилке», — говорит Ванда. Денег не хватало. Ярик родился недоношенным, ему нужна была лечебная смесь. Две банки стоили полторы тысячи рублей. Юриной зарплаты не хватало даже на смесь.
Через год Ванда забеременела вторым ребёнком. Квартиру в Черемхово продали. Хотели добавить материнский капитал и купить другую, с ремонтом. Пока Ванда лежала в роддоме со вторым сыном Кириллом, Юра потратил все деньги от продажи квартиры.
«У него сразу появилось много друзей, — говорит Ванда. — Он был один, ему 19 лет. А там мужики, хитрые. Окрутили его, забрали и всё. Две машины купили, которые у друзей и остались. Деньги туда-сюда. И всё, мы без жилья оказались. Он очень добрый».
Жить стало негде. Ванда ушла от Юры.«Потому что он детей маленьких на снегу оставил», — объясняет она.
Ванду с двумя детьми приняли в детском доме, выделили им комнату. Старшему Ярику было два года, младшему Кириллу — два месяца. Юре остаться с ними не разрешили. В марте 2021 года он уехал на Донбасс. «Меня не было рядом, и он уехал, — говорит Ванда. — Рассказывали, что он в подъездах жил, у друзей. День у одного друга, день у другого. Так бы он не уехал. Ни мамы, ни папы, никого рядышком не было. Тётя у него там живёт, но никто ничем не помог».
С Донбасса Юра отправлял деньги «на детей», по 10-40 тысяч рублей в месяц. «Время у нас с ним разное, здесь четыре утра, там — вечер. Но он звонил и мальчишки просыпались, чтобы с папой поговорить. Он им сказки по видеосвязи рассказывал», — вспоминает Ванда.
Третьего марта у Юры закончился годовой контракт, он должен был вернуться домой. «У него сумки были собраны, ребят ждал, чтобы вместе поехать», — говорит Ванда. Но 24 февраля выезд с территории ДНР запретили. 25 февраля Юра звонил в последний раз. С тех пор Ванда с ним не говорила.
«Он от оружия погиб, которое бьёт огнём. Наполовину сгорел»
В конце марта Ванде позвонил Артём — сослуживец Юры. Он служит на Донбассе с 2014 года и помог Юре устроиться на службу. Сказал, что Юру убили 18 марта. Только на похоронах Ванда узнала подробности: что он погиб в Мариуполе, что тело его лежало на жаре под завалами три недели. Местность простреливалась, вынести труп было невозможно.
«Когда их окружили, он огонь на себя взял, а своих пропустил. Так Артём рассказывал», — говорит Ванда. Юра служил снайпером. Ещё в детском доме он хорошо стрелял и участвовал в соревнованиях по стрельбе, занимал призовые места. «Он любил победу. Победит, ему надо дальше и дальше идти. И когда он уехал туда, говорил: меня разрывают, туда и сюда зовут», — добавляет Ванда.
Сослуживцы привезли в Серёдкину гроб с телом спустя месяц, 23 апреля. Министерство обороны России отказалось заниматься транспортировкой его тела и похоронами. «Сослуживцы сами скинулись, наняли транспорт. Сами привезли его сюда», — говорит Галина Сигова. С перевозкой тела из Иркутска и организацией похорон помогли в общественной организации ветеранов боевых действий, дали 12 тысяч рублей на памятник.
Гроб привезли в деревенский клуб и поставили посреди зала, в котором обычно проходят концерты и новогодняя Ёлка для детей. Там он простоял ночь. Ванда допоздна сидела около гроба. Она была на шестом месяце беременности, из-под платья выпирал живот. Сыновей она на время оставила в детском доме.
Гроб был цинковый, сверху отделан деревом. В цинке — окошечко. В день похорон, пока родственники стояли на улице, один деревенский парень открыл деревянную крышку. Ничего не увидел, в окошке всё было чёрное — труп лежал в мешке. Галина Сигова рассказывает: «Я сослуживца Артёма спрашиваю: что там лежит, в гробу? А он говорит: „Не переживайте. Мы камуфляж купили, берцы. Всё одели на него“. Я говорю: „Ну здравствуйте. А вы на что одели эти берцы, если труп три недели на жаре лежал?“ Артём так внимательно посмотрел на меня и говорит: „Просто сверху положили“. Он от оружия погиб, которое бьёт огнём. Наполовину сгорел».
Могилу копали деревенские. Похоронили, как смогли. «Почестей положенных не было», — объясняет Светлана. Торжественных залпов над могилой — тоже. Сейчас их дают на похоронах военных, погибших в Украине. Когда гроб с Юрой опустили в яму и засыпали землёй, руководитель общества ветеранов боевых действий Игорь Зуев взял охотничье ружьё и «бабахнул» — выстрелил в воздух. Военком Боханского района молча постоял у могилы и уехал. Поминки провели в деревенском клубе. Там же, где ночью стоял гроб.
«Глава администрации была, а из района не видела никого, — говорит Сигова. — Зуев выступал, парни-сослуживцы. Говорили, что не трус, друг хороший». Сёстры Юриной матери Светлана и Люба на похороны не приехали. Как проходили похороны, они знают со слов соседей. Светлана говорит: «Не пошла я, потому что мы до последнего не верили, что это он. В военкомате нам постоянно отвечали, что он в розыске, в списках погибших его нет».
«Подумаешь, жили плохо. А как все остальные живут?»
Дом, в котором родился Юра, сейчас стоит пустой. Вместо стёкол в окнах грязный полиэтилен. Штакетник палисадника вывалился и лежит у забора. Зелёная масляная краска на стенах давно облупилась. На веранде пахнет нечистотами и затхлостью. До последнего времени здесь жила Люба, сестра Юриной матери. После того, как умер её сожитель, она переехала к Светлане в Свирск. «Вместе они пили, — говорит Сигова. — Пьют в деревне, как везде. Работы нету, да и не хотят. Ездят на вахту, кто жить хочет. В Урике база есть, лес валят. Мой зять там работает. Все едут наобум — заплóтят, не заплóтят. Могут и не заплатить».
В деревянном доме у Галины Сиговой пластиковые стеклопакеты, светлые обои на стенах, новая мебель. Мёртвого Юру привезли сослуживцы Артём и Кеша. На ночь они остановились у Сиговой. В день похорон друзья долго не тушили свет на кухне. Маша, дочь Сиговой, зашла туда под утро, чтобы налить себе воды. Артём и Кеша сидели за столом и плакали. «А вообще они мало говорили, — добавляет Галина. — С них сильно тяжело что-то вытянуть. Если бы не парни, никто бы не вывез тело. Никому там особо не надо».
У Кеши живёт в Свирске бабушка. У Артёма, который служит на Донбассе с 2014 года, — родители. «Я спрашивала: „Артём, зачем тебе это?“ — говорит Сигова. — Он опять посмотрел на меня, как на дуру. Говорит: „Ну как вам объяснить. Это моя работа“». Сигова считает: «Пацаны воюют за Россию, чтобы до нас война не дошла».
На похоронах Сигова впервые увидела Юрину жену Ванду. В её квартире в Свирске она не была ни разу, детей тоже не видела. Общаться начали только после Юриной смерти. «Артём очень просил, чтобы я их не бросала», — говорит Галина. Иногда она переводит детям деньги. Маршрутка из деревни не ходит. Чтобы добраться до ближайшего крупного посёлка Бохан, нужно нанимать машину за 1800 рублей туда и обратно. До Свирска — ещё дороже, но Галина точную цену не знает.
Два парня из Серёдкиной служат контрактниками, сейчас они в Украине. Ещё один, срочник Андрей Поздеев, попал в плен, его освободили и вернули домой. После возвращения он почти ни с кем не разговаривал и недавно уехал в Иркутск.
«Вот что Юрке не хватало? — спрашивает сестра юриной матери Люба. — 30 тысяч мало?» Сама она нигде не работает. Светлана говорит, что в Свирске «другой работы нормальной нет, только на ферме говно месить». Люба обещает проводить журналистов до Серёдкиной и показать дом, в котором родился Юра. Тут же просит «взаймы» 50 рублей. Получив их, исчезает и больше не возвращается. На кладбище у Юры она ни разу не была и могилу его не видела. Светлана приезжала один раз, уже после похорон.
«Зачем Юра ушёл туда? — сама себе задаёт вопрос Сигова. — Подумаешь, жили плохо. А как все остальные живут? Не подумал просто ни о детях, ни о ком. Собрался и ушёл. У них дом пустой в деревне. Не бывает, чтобы с неба упало, надо добиваться. Я считаю, если бы даже с Вандой не поругались, она не удержала бы его».
«Давай накопим денег, купим билет на самолёт и полетим к папе на небо»
В конце августа Ванда родила дочь Еву. В свидетельстве о рождении, в графе «отец» у девочки стоит юрина фамилия. Официально они с Вандой не разводились. Пока Ванда была в роддоме, детей пришлось оставить в детском доме в Черемхово. Присмотреть за ними было некому.
Ева родилась с непереносимостью лактозы. Уже через несколько дней после роддома они с Вандой снова оказались в больнице. Двух старших сыновей взяла с собой. Врачи запретили Ванде кормить дочь грудью, выписали специальную безлактозную смесь. Коробку детского питания дали с собой, его хватило на несколько дней. Затем смесь закончилась, в аптеках Свирска нужной не оказалось, да и денег у Ванды не было.
В районной больнице сказали, что у них подходящего питания для ребёнка тоже нет и в любом случае, сначала нужно оформить документы на его получение, а это займёт не меньше месяца. Почти целый день двухнедельная Ева ничего не ела и плакала от голода. Собирать деньги на смесь для младенца пришлось краудфандингом в течение нескольких часов через соцсети, искать машину и ехать за банкой смеси в соседнее Черемхово за 26 километров.
Ванде не полагаются «гробовые» за Юру от российского государства. В списках Министерства вооружённых сил он не проходит как погибший во время «спецоперации». «Говорят, пять миллионов должны от ДНР дать. Но это ехать надо, добиваться. А куда я поеду с тремя детьми?» — пожимает плечами Ванда. Она не собирается ничего делать.
Недавно ей пришло свидетельство о смерти Юры, она оформила пенсию по потере кормильца для детей. Теперь на каждого сможет получать по 12 тысяч рублей в месяц. На шестьсот тысяч материнского капитала за третьего ребёнка Ванда хочет «улучшить жилищные условия» — купить квартиру с ремонтом. После журналистского обращения в мэрию Свирска, коммунальные службы по поручению мэра поменяли проводку в квартире у Ванды и потравили тараканов.
В последний раз Ванда с сыновьями была на могиле у Юры 17 октября. Детям объяснила, что сейчас они поедут к папе.
«Папа, папа, мы поедем к папе!» — закричал четырёхлетний Кирилл, узнав что они собираются на кладбище. Что это такое, он ещё не понимает. Мальчик ждёт возвращения Юры, который в последнем разговоре сказал сыну, что заработал денег и привезёт ему большую красную машинку.
«Нет, там, куда мы поедем, будет только папина фотография. А папа сейчас под землёй», — ответила сыну Ванда.
Маленький Кирилл тут же побежал к коробке, где сложены игрушки, вытащил синюю лопатку, которой летом копался в песочнице.
«Тогда мы его откопаем!» — радостно заявил он, протягивая лопатку матери.
«Его нельзя откопать, потому что папина душа на небесах», — растерялась Ванда. Она до сих пор не знает, как объяснить детям, что отца они не увидят.
«Давай накопим денег, купим билет на самолёт и полетим к папе на небо. Он подарит мне красную машинку!» — тут же предложил Кирилл. Ванда промолчала в ответ.