«Здесь под каждой шпалой человеческая жизнь»
Металлическая тренога стоит на небольшой поляне на берегу Байкала: тут речка Быстрая впадает в самое глубокое озеро в мире. Берег реки зарос кустарниками, но тропинка, идущая из ближайшей деревни, вытоптана. Сюда местные приходят порыбачить: все хотят поймать омуля, но его в Байкале почти не осталось.
Скорее всего, именно тут летом 1866 царские войска вступили в бой с взбунтовавшимися ссыльными поляками. Погибших поляков захоронили в братской могиле недалеко от Байкала. На месте предполагаемого захоронения и стоит тренога. В трёхстах метрах от неё, в деревне Станция Мишиха, живет 66-летний Ряхимжон Сулейманов (просит для удобства называть его дядей Ромой — ЛБ):
«Мы от цивилизации вообще… — дядя Рома выразительно машет рукой. — У нас ни школы, ни садика, ни магазина — ничего. Было всё — нету ничего. Куда попало ездим в больницу, в магазин. В райцентр одна маршрутка идёт. Пока до нас доезжает — местов нету».
Татарин дядя Рома приехал в Бурятию в начале семидесятых служить в автобате — автомобильных войсках. Тут встретил свою жену, тоже татарку, Назиру, которую в деревне все звали Натальей. Её семья оказалась в республике ещё раньше: спасались от голода в Поволжье. Супруги больше сорока лет прожили вместе, работали на железной дороге. Два года назад Назира заболела коронавирусом, её то клали в больницу в ста километрах от деревни, то отправляли обратно домой. «Моя бедняжка. Туда-сюда возили её, не надо было», — горюет дядя Рома. Назира умерла спустя месяц с начала болезни в стационаре в Улан-Удэ: не выдержало сердце.
Деревня Станция Мишиха и ещё пять маленьких сёл на берегу Байкала образуют одно поселение Танхойское на тысячу человек. Девятьсот из них живут в административном центре — селе Танхой. В остальных сёлах — по несколько десятков человек. Жизнь в маленьких деревнях практически замерла с 2013 года, когда в них перестали останавливаться поезда и электрички.
После смерти Назиры дядя Рома остался с немецкой овчаркой по кличке Рэм, держит огород (обязательно сажает любимые цветы Назиры — тюльпаны) и следит за пустым домом родителей Назиры, который стоит у водонапорной башни XIX века. Недавно дядя Рома купил ноутбук, чтобы чаще общаться с дочерью и внуками — они живут в Иркутске, и смотреть в интернете «программы про зверёв». Правда, интернет не работает — дядя Рома ждёт мастера: он обещал залезть на самый высокий кедр и установить роутер там.
Про металлическую треногу на берегу Байкала дядя Рома уверенно говорит, что это ориентир, и подтверждает, что именно тут стоял первый памятник ссыльным полякам. «Но сколько я себя помню, не было здесь креста», — говорит дядя Рома и вспоминает, что иногда у этой треноги появлялись живые цветы. Соседи рассказывали ему, что их клали в память о расстрелянных. Возможная близость захоронения Сулейманова не удивляла: он вспоминает, что старый дедушка его жены всегда говорил ему: «Сынок, здесь под каждой шпалой человеческая жизнь».
«Сепаратисты, мятежники, бунтовщики»
Новый Кругобайкальский тракт начали строить в 1861 году: предыдущая дорога от Иркутска в сторону Монголии шла западнее Байкала, через горный хребет, и была почти непроходима большую часть года. Строительство вели и сосланные после Польского восстания 1863-1864 годов поляки: тогда после неудачной попытки мятежа за независимость Польши в Сибирь были отправлены от 18 до 22 тысяч человек. В 1866 году ссыльные решились на восстание. Это был авантюрный план: разоружить охрану, домчаться на лошадях до китайской границы, там пересесть на английские корабли и вернуться на Родину — в Польшу.
24 июня 1866 года несколько десятков ссыльных, занятых на строительстве дороги в районе деревни Култук Иркутской области, разоружили своих надзирателей и, захватив лошадей и оружие, направились вдоль Байкала на восток. Мятеж должен был перерасти в восстание поляков-каторжан по всей Восточной Сибири. Но несколько дней спустя войска нагнали восставших поляков у реки Быстрая, за 150 километров от Култука. Начался бой, погибли от 15 до 30 человек, в том числе поручик царских войск и крестьянин.
Выживших зачинщиков восстания позже судили и публично казнили в Иркутске, их похоронили на окраине города, в старой промышленной части, предместье Марата. Подробности мятежа известны благодаря анархисту Петру Кропоткину: он ходил на заседания военного суда в Иркутске и документировал процесс.
«Действительно, если мы говорим с позиции XIX века, они сепаратисты, мятежники, бунтовщики. А если в реалиях советского времени, то там уже борьба за вашу и нашу свободу, борьба с царизмом. А если смотреть с современных позиций, то это уже совсем другая ситуация — сейчас это всё напряжено, натянуто», — аккуратно рассуждает историк и заместитель председателя автономии поляков Бурятии Евгений Семёнов.
Общество польской культуры «Наджея» («Надежда») в Бурятии в 1993 году основал ветеран Великой Отечественной войны Вацлав Соколовский, он всю жизнь работал инженером на Дальнем Востоке, а на пенсии занялся общественной деятельностью, умер в 2017. Сейчас в «Наджее» состоит 37 человек. Глава общества Юлия Петелина рассказывает, что бурятские поляки участвуют во всех городских праздниках в Улан-Удэ, как и другие автономии. Наряжаются в национальные костюмы, пекут сладкое печенье, хворост, и рассказывают о себе. Недавно выиграли грант от правительства республики на издание журнала. На его страницах хотят рассказать про каждого члена автономии, сейчас люди готовят эти рассказы, пишут автобиографии. «Мы россияне, но свои корни храним и помним», — объясняет Петелина свою деятельность.
Семёнов рассказывает, что расстрелянных поляков похоронили в братской могиле, кто-то сразу же поставил на ней крест, сохранился его снимок конца XIX века. По словам Семенова, есть также воспоминания местной жительницы, что воды Байкала затапливали погребение, кости вымывало наружу, поэтому их перезахоронили в другом месте. Последнюю фиксацию могилы сделали в 1973 году во время полевых исследований. Учёные сделали фото холмика, где могли быть похоронены повстанцы, где точно — уже не разобрать. В перечне объектов культурного наследия Бурятии братская могила поляков значится до сих пор, но как утраченный объект. Расположение тоже указано — в трёхстах метрах восточнее станции Мишиха — у полотна железной дороги.
Поскольку расположение братской могилы неизвестно, памятный крест стоял в деревне Речка Мишиха, за пять километров от предполагаемого места расстрела, и был, рассказывает Семёнов, «чисто символическим», не привязанным к месту захоронения. Мемориал появился осенью 2001 года. Почему именно это место выбрал тогдашний председатель автономии Соколовский, Семёнов не знает. Деревянный полутораметровый крест с мраморной табличкой установили на бетонном холме, обложенном крупными байкальскими камнями. Деньгами помогли польские власти, на открытии в октябре 2001 года был генеральный консул Польши в Иркутске и чиновники правительства Бурятии. Каждый год в начале июля к кресту приезжала делегация от автономии поляков: у мемориала шла католическая служба, к кресту возлагали венки, а потом устраивали памятный обед на территории турбазы «Люди и птицы».
«Нам не нравится, что он стоит»
Мемориал практически с самого начала вызывал недовольство местных жителей. Во время дней памяти жители Речки Мишиха заглядывали через забор турбазы и видели накрытые у поляков столы. Они называют памятные мероприятия «настоящими застольями» и говорят, что во время них приехавшие из Улан-Удэ поляки якобы много пили.
Депутатка села Речка Мишиха Евгения Шелест приехала в Бурятию из Набережных Челнов семь лет назад работать волонтёром на станции кольцевания птиц Байкальского заповедника и осталась здесь жить, устроилась в заповедник младшим научным сотрудником, вышла замуж, взяла в аренду участок под дом и поселилась на отшибе деревни — поближе к Байкалу. У неё над головой летают большая белая цапля, пестрая утка-мандаринка и ещё десятки видов птиц. Чтобы добраться до дома, Евгении нужно ехать по узкой извилистой глиняной дороге через рощу. Весной дорогу размывает — проехать можно только на УАЗике-«буханке».
Круглый год в Речке Мишихе живут 13 человек, из них шестеро — это семья депутатки. Евгения в декрете, у неё четверо детей. «Я городской человек, приехала в деревню, увидела эту разруху и подумала: ё-моё, надо как-то здесь жить, инфраструктуру налаживать. Это даже не сельская жизнь. За пять лет я поняла, что повлиять на что-то через депутатство почти нереально, — рассказывает Евгения: Вопросы [про крест] от жителей начались сразу, как стала депутатом. Гуляю с детьми, навстречу идут местные и говорят: „Женя, нам не нравится, что он стоит“».
Шелест рассказывает, что в основном ей жаловались «дачники», те кто приезжают в деревню на лето. Дома у дачников разные, но у всех на участках обязательно есть ещё несколько мест, где можно разместиться — отдохнуть на Байкал приезжают дети и внуки из Москвы, Питера и других крупных городов. Среди дачников есть предприниматели, врачи и бывший депутат парламента Бурятии, правда, его давно не видели. Ветхий дом в 30 квадратных метров вдали от берега продаётся здесь почти за два миллиона рублей — земля дорогая.
«И вот каждый год они приезжают, отмечают здесь, венки возлагают, венки! Мы идём на Байкал, смотрим, а там монашки, этот крест стоит, в рупор [колонке] музыка играет. Мы глаза выпучили: кто дал право?» — рассказывает о мероприятии автономии поляков дачница из Улан-Удэ, пенсионерка Людмила, сказать свою фамилию она отказалась. Точную дату Людмила не называет, но её, скорее всего, возмутил день памяти восстания.
Людмила купила дачу в конце девяностых, участок расположен вдалеке от Байкала — ближе к трассе. Людмиле за семьдесят, она хорошо ухаживает за своим участком — там много цветов, ровный зелёный газон, всё прибрано. Пенсионерка подтянутая, с короткой стрижкой и мелкими кудрями, ходит в спортивных брюках, футболке и панаме с козырьком.
«Конечно, им очень удобно: федеральная трасса, шикарное место, тихое. Мы как будто сбоку, а это наша земля. Как-то мужчина-турист едет и спрашивает нас: „Я куда попал, здесь какое-то кладбище?“. „Ну да, кладбище“, — отвечаем мы», — кипятится Людмила.
Буквально в ста метрах от спиленного креста, по тому же берегу, стоят четыре металлических колышка, между ними висят черные цепи — оградка. Внутри серый бетонный памятник с двумя фотографиями мужчин. Их в июле 2003 года «съел Байкал». Молодые люди вышли на рыбалку и попали в шторм, тела не нашли. «Это наши ребята, у них могилы нет, у этих ребят. Мы даже не трогаем там», — объясняет Людмила. Этот памятник кладбище ей не напоминает.
В 2021 году местные жители заметили, что поляки приехали не как обычно в июле, а 9 мая, и положили к кресту свежий венок. Это было поздно вечером, местные увидели венок только 10 мая утром. «У нас праздник, а у них это дата памяти, они демонстративно приехали, даже мне было неприятно, провокационные действия», — рассказывает депутатка.
В автономии поляков Бурятии на звонки «Людей Байкала» перестали отвечать после публикации короткой заметки о том, что крест спилили. Семёнов порекомендовал автору этого текста читать его книги и искать всю информацию там, и бросил трубку. Юлия Петелина также перестала отвечать на звонки журналиста.
Именно после приезда поляков в мае 2021 года жители всерьёз решили бороться с польским крестом на берегу Байкала и обратились к своей депутатке Евгении Шелест. Письмо написала дачница Людмила, в доводах объяснила: «Польша — наш враг, недружественное государство, и никаких поляков в деревне никто не расстреливал». Пенсионерка говорит, что под письмом подписались минимум 15 человек. «До этого просто устно об этом говорили мне, объясняли, что не нравится могильный вид этот. Говорили, что это место отдыха людей. А когда русофобская истерия в Польше началась, у людей тоже уже некие патриотические, получается, чувства взыграли. Начали вспоминать своих отцов, дедов, которые воевали в Великую Отечественную — люди почувствовали некоторую несправедливость», — говорит Шелест.
Евгения переслала обращение в администрацию Кабанского района. Там сделали запрос в автономию поляков Бурятии «Наджея», но у них якобы сменился адрес. Телефон поляков сотрудница найти не смогла. Председатель общества Юлия Петелина говорит, что никаких обращений не получала. Дело пустили на самотёк.
«Партизаны пришли и спилили»
С начала войны в Иркутской области уничтожили как минимум два мемориала, которые посвящены памяти поляков и литовцев. На Мемориале жертвам репрессий под Иркутском, в Пивоварихе, демонтировали польский памятник и литовский крест, посвящённые репрессированным в 1937 году. Чиновники посчитали, что они мешают благоустройству. В Зиминском районе суд постановил снести кладбищенский памятник: на плите было увековечено 107 фамилий жертв сталинских репрессий. Евгений Семёнов из общества поляков Бурятии рассказывает, что и у них есть подобная проблема. Несколько лет активисты из числа бурятских журналистов и депутата КПРФ требуют убрать могилы поляков на кладбище в Тункинском районе Бурятии.
В начале июня 2022 года Людмила вместе другими пенсионерками-дачницами пошла на берег Байкала загорать. В этот раз крест разозлил её больше, чем обычно, потому что был обмотан польским флагом. Она подошла к холму, ухватилась за деревянный крест и сорвала бело-красное полотно, швырнула его в мусорку, туда же отправился венок с лентами с надписями на польском. Но новых обращений она писать не стала.
1 июня 2023 года в Речке Мишиха был сход жителей этой деревни и соседней Станции Мишиха. Дядя Рома рассказывает, что людей пришло немного — человек десять. Были там и депутатка Шелест, глава Танхойского поселения Марина Титорук и представители администрации Кабанского района. Люди, как обычно, жаловались им на то, что зимой дороги плохо убирали, после дождя не проехать, говорили и про крест. Титорук вспоминает, что жители опять высказывали недовольство визитом поляков двухлетней давности. «Это такое наплевательское отношение к нашей Победе. Некрасиво, специально [поляки] делают это, чтобы обидеть и унизить память наших предков», — пересказывает она слова местных.
Практически сразу после этого собрания крест исчез: его спилили у основания. После атаки неизвестных вандалов на месте памятника остался только постамент и разбросанные венки с бело-красными лентами и надписями на польском.
Семёнов и раньше опасался, что с крестом что-то сделают, например, обольют краской. Но не думал, что его уничтожат совсем. «Исторический факт был. Каким-то образом такие вещи всё равно должны быть отмечены. А сейчас памятное место в Мишихе не просто испортили, а разбили полностью в пух и прах. Это, наверное, нормальная для кого-то ответная реакция в свете того, что в Польше делается в отношении советских памятников», — рассуждает председатель автономии поляков Бурятии Евгений Семёнов.
В Польше с 2016 года разрешено сносить памятники по закону, запрещающему пропаганду тоталитарной идеологии. С началом войны в Украине процесс пошёл быстрее. В 2022 году глава Института национальной памяти Кароль Навроцкий сообщал, что польские власти планируют ликвидировать 60 памятников советским солдатам. Так, в октябре того же года были уничтожены четыре мемориала воинам-освободителям Красной армии, возведённые после Второй мировой. Польские власти объяснили это тем, что советские солдаты прогнали одних оккупантов и снова установили на их территории тоталитарный режим.
Дачники и жители поселения разрушение памятника на берегу Байкала или поддерживают, или относятся к этому равнодушно. Осуждает только глава Танхойского поселения (в которое входит шесть деревень, в том числе та, в которой спилили крест) Марина Титорук: «История на крови у нас, но она же наша, зачем пыль в глаза пускать и говорить, что чего-то не было? Было же всякое».
«Он мешал нам морально, морально! Потому, что где-то деревушка в глубине России, а они, блин, приезжают польские флаги нам вешают под нос. Крыса Моравецкий, премьер-министр Польши, вышел и начал говорить: убивайте русских. (“Люди Байкала” не нашли выступление премьер-министра Польши с таким призывом). После этого дружба у нас кончилась. Абсолютно здесь никаких поляков не было. Боев не было! Мы возмущены все!» — ругается Людмила.
Людмила соглашается, что поляки-каторжане всё-таки были, многие привнесли хорошее: учили в школах, лечили, но «сейчас мир невозможен». «Мы долго запрягаем, но быстро ездим. Все здесь с ненавистью к полякам. Поднялась из глубин души память про наших отцов. Эти сволочи хотят Россию доэтовать [добить]».
Шелест не верит, что пенсионерки могли спилить крест. Говорит, скорее всего, это сделали те, кто вернулся с фронта в отпуск. Приехали в село на машине и спилили крест. Евгения объясняет: она не против, чтобы памятник был, но «на месте исторической правды». По её мнению, это село Станция Мишиха.
Глава сельского поселения Марина Титорук тоже уверена, что памятник надо восстановить, но где — не знает. Она говорит дяде Роме: «У вас поставим». Он машет руками и отвечает, что им в селе он тоже не нужен. Хотя признаёт, что, когда впервые увидел мемориал, был впечатлён: «Я подумал: надо же как красиво: мраморная плита, крест огромный. Забыл, что написано было. Кажется, что воевали ради какой-то жизни, героями были или что-то такое». «Не мешал он вам? — спрашиваю. «Неа», — отвечает дядя Рома.
Пенсионерка Людмила сначала выдвигает версию, что мемориал убрали сами поляки. Якобы табличка была не разбита, а аккуратно снята. Но, разгорячившись, в разговоре всё-таки предполагает, что мемориал «партизаны пришли да спилили». Она добавляет, что оставшийся холм тоже уберут: «Будет экскаватор работать, кто-нибудь строить будет, и снесут это. Мы хотим что-нибудь спортивное сделать, чтобы потренироваться», — она энергично размахивает руками, будто на тренажёре: «Подростки чтобы мячи кидали. Лучше, чем кресты, тем более польские». На вопрос, как она отнесётся к тому, что памятник могут восстановить, молчит, а потом серьёзно отвечает: «Ночью взорвём».