В этом тексте есть мат и описание сцен насилия. Если для вас это неприемлемо, пожалуйста, не читайте.
«Клоунов „плющило“, как и всех остальных»
Ирина и Виктор Горины, израильтяне украинского происхождения, возвращались домой от дочери седьмого октября 2023 года. Недалеко от города Ашкелона их машину обстреляли боевики ХАМАС. Виктор, который сидел за рулём, остался цел. Но Ирина получила тяжёлые ранения — в неё попало сразу несколько пуль.
Виктор смог оторваться от террористов и довёз жену до больницы «Барзилай», где, как он потом сказал жене, «был полный бардак». Сюда везли сотни пострадавших в ходе нападения ХАМАС. По словам Гориной, «всех раненых сносили куда попало» и саму Ирину через несколько часов «нашли среди трупов». Врачи успели сделать ей операцию. «А потом уже сам мой организм решил, что справится, и я как-то вычухалась», — говорит Горина.
Свою первую встречу с больничными клоунами Ильёй Домановым и Хагар Хофеш Ирина называет «странным событием». Горина рассуждает, что, когда она пришла в себя, ей «было совсем не до этих развлекаловок». Женщина находилась под действием сильных обезболивающих лекарств.
Ирина вспоминает, что изменила своё мнение уже позже, когда начала общаться с Домановым «не как с клоуном, а как с человеком». «Меня до сих пор периодически кладут в больницу, мы с Ильёй встречаемся то в кафе, то на перекуре, — говорит Горина. — И вот это человеческое общение намного больше мне даёт, чем всякое творчество».
В начале этого года Илья в очередной раз увидел Ирину во дворе больницы. «Она сказала, что поправляется, а потом добавила, что две недели назад её муж умер, — вспоминает Доманов. — Как будто Витя сделал всё, чтобы Ира выжила. Он ведь ей даже супчики приносил в больницу. А когда понял, что Ире не грозит опасность, выдохнул и ушёл».
Сама Горина рассказывает ЛБ, что у Виктора остановилось сердце, хотя «оно работало как часы». Психолог, с которым Ирина общалась после этого, предположил, что у её мужа был синдром разбитого сердца — это состояние, схожее по симптомам с инфарктом, может быть спровоцировано горем или сильным стрессом. «И с этим синдромом мог столкнуться вообще любой, — рассуждает Горина. — Я видела, что и больничных клоунов „плющит“, как и всех остальных».
«Какой снег, у тебя манго и ананасы»
На шее у 51-летнего Доманова — детский фотоаппарат. Если нажмёшь кнопку, из объектива вылетают мыльные пузыри. На голове у Ильи — пиратская треуголка. В накладном кармане клетчатых штанов — игрушечная жёлтая курица Шницель. У Шницеля загипсована левая лапа — эту процедуру делали на глазах у мальчика, у которого была сломана рука. Мальчик смеялся и не обращал внимание на врачебные манипуляции.
В прошлом году Илья отрастил себе усы: сейчас это модно в израильской армии.
Доманов живёт в Израиле с 2005 года. Сам он родился в Москве, с детства любил выступать и его «всё время что-то зажигало». В старших классах Илья стал комсомольским активистом. «В комсомоле достаточно было быть не овощем, а что-то хотеть и организовывать», — рассказывает он.
После школы Доманов решил не идти в армию — в Чечне были волнения, разгорался конфликт в Приднестровье. Ходили слухи об отправке на эти территории российских солдат. «Мне было совсем неинтересно кого-то там убивать», — говорит собеседник ЛБ. Доманов поступил в технический вуз, но вскоре ушёл в академический отпуск и ещё несколько лет скрывался от военкомата — даже провёл десять дней в психбольнице, чтобы получить «белый» билет.
Во время «академа» он попал в студенческий театр МГУ, сыграл несколько ролей и понял, что «вот это» — его. Получил актёрское и танцевальное образование. Уже во время учёбы он начал заниматься клоунадой. Доманов ездил в детдома и одновременно, по его выражению, «прыгал» перед детьми на обедах в «Мариотте». «Любой студент всегда подрабатывает на каких-то аниматорских штуках, но я не могу сказать, что я стал клоуном из-за денег, я просто сразу почувствовал, что мне это интересно», — объясняет Илья.
Доманов также развивал в России контактную импровизацию, ездил на зарубежные фестивали. На одном из таких фестивалей он познакомился с израильтянкой Иланит, влюбился и решил эмигрировать. Иланит стала второй женой Ильи (первый раз он женился студентом, но уже через несколько лет развёлся).
В Израиле Доманов работал в русскоязычном театре «Маленький», но потом ему «чего-то стало не хватать». Он решил заняться больничной клоунадой, «чтобы быть более полезным обществу». Об этой специальности Илья узнал ещё в РФ, но сотрудничать с российскими больницами не захотел — «там бахилы заставляют надевать, а к пациенту тяжело попасть даже родственнику, что говорить про клоуна».
Сразу несколько знакомых порекомендовали Доманова руководству некоммерческой организации The Dream Doctors Project — крупнейшей ассоциации больничных клоунов в Израиле. Сюда берут только с профессиональным актёрским образованием. В 2011 году Илья прошёл стажировку, и ему предложили место в «Барзилае» — медицинском комплексе в городе Ашкелон. Доманов называет госпиталь «районной больницей» и говорит, что тут «всё очень по-домашнему». Напарницей Ильи стала израильтянка Хагар Хофеш. Актриса по образованию, она работает больничной клоунессой несколько десятков лет и увлекается сёрфингом.
Первые годы после эмиграции Илья часто вспоминал о России, писал друзьям, что скучает по запаху снега и обледенелым веткам. «Мне отвечали — какой снег, у тебя манго и ананасы, наслаждайся, — вспоминает Доманов. — Я думал — а ведь правда».
В начале 2010-х Илья приехал в гости в Москву, шёл по Тверской и, как он описывает, «услышал внутри себя „дзыньк“ — как будто лопнула струна». «Я стоял и понимал в эту секунду, что Москва — уже не моё место. Что мой дом — Израиль, там моя семья, мои чаяния и надежды». Доманов говорит, что Россия стала для него «просто одной страной, а с 2022 года — ещё и со знаком минус».
«Всё очень по-домашнему»
Илья и его напарница Хагар заходят в палату, где лежит насупленный одиннадцатилетний мальчик. Мальчик упал на сучок, ему промыли и зашили рану, и перед отправкой домой рану надо перевязать. Но пациент от перевязки отказывается. Его мама говорит, что тогда он останется в больнице. Мальчик кричит, чтобы родители ушли, а он «решит проблемы сам».
«Вау, классно, целый день будем играть, в школу теперь ходить не надо, — говорит мальчику Илья. — Подрастёшь — женишься прямо здесь. Тут еще одна девочка тоже не хочет менять повязку. Замечательная пара. Сделаем тебе классную свадьбу!»
Илья с Хагар тут же разыгрывают свадьбу, поют песни и читают молитвы. Мальчик улыбается и и разрешает поменять повязку.
До октября прошлого года работа Ильи Доманова мало отличалась от работы других больничных клоунов. Он приезжал в «Барзилай» к девяти утра и за пять часов обходил все отделения — от детских до взрослых. Сопровождал пациентов на процедуры, подбадривал их перед операциями. С малышами разыгрывал кукольные представления, детям постарше показывал фокусы, со взрослыми разговаривал и пел им песни. Перед русскоязычной уборщицей Леной, которая надышалась парами хлора, Доманов исполнил «Город золотой» Гребенщикова и «Приходи ко мне, Глафира» дуэта «Иваси».
«Я никому не ставлю диагнозы, никому ничего не советую, — объясняет принципы работы больничного клоуна сам Илья. — Я могу только как-то через настроение поменять картину мира».
Когда-то Доманов хотел стать врачом. В школе Илья даже научился делать искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. «Был в 11-м классе, прибежала соседка, кричит: мой муж не дышит, — вспоминает Доманов. — У мужика сердце остановилось. Ну, я минут двадцать его качал, пока скорая не приехала». Фельдшер и санитары, по мнению Ильи, оказались «циничными» и не стали дальше спасать соседа. Сказали: «Чё, не дышит? Ну, ладно, грузите». Доманов говорит, что такое отношение к пациентам «резануло» его.
«Может, то, что я работаю клоуном в „Барзилае“ — это какая-то компенсация, что я не стал врачом, но могу чем-то помогать людям», — размышляет он.
Южная граница Ашкелона, где находится госпиталь, расположена всего в семи километрах от сектора Газа. «Барзилай» рассчитан на 660 коек, тут работает три тысячи сотрудников. Вдоль больничных корпусов растут пальмы, в полутора километрах от госпиталя — Средиземное море. Но в Google у «Барзилая» рейтинг невысокий — 3,1. Пациенты жалуются на нехватку специалистов и волокиту. «Пока ждёшь — можешь выздороветь», — написал один из недовольных ашкелонцев и поставил больнице одну звезду.
«По протоколу ты можешь провести в приёмном отделении от 4 до 6 часов, — говорит Илья. — Сначала тебя принимает медсестра, потом назначают анализы, потом берут кровь. И всё это тянется часами, и ты сидишь в общей очереди. Но — такая система».
«Кровища льётся как из бассейна»
Седьмого октября 2023 года ХАМАС атаковал Израиль, и Ашкелон оказался рядом с эпицентром нападения. В этот день в госпиталь привезли около двух сотен раненых. За следующие два дня — ещё триста человек. Обычно же в больницу ежедневно поступает шесть-семь пациентов, получивших травматические ранения после ДТП или криминальных происшествий. Везли не только раненых, но и убитых.
«Муж мне рассказывал: подъезжают скорые, открываются задние двери — и оттуда кровища льётся как из бассейна», — говорит журналистам ЛБ экс-пациентка Ирина Горина. Замдиректора отделения интенсивной терапии «Барзилая» Вадим Березовский вспоминает, что работает врачом 30 лет, но «никогда такого не видел, как в тот день».
В день атаки Илья Доманов был дома в городе Явне. Оттуда до больницы — около сорока минут на машине, в другую сторону от Газы. Илья проснулся утром от сирен. «Только к вечеру осознал, что случилась жуткая трагедия», — вспоминает Илья. Доманов и его коллега Хагар в этот день не работали. Хофеш позвонила в «Барзилай», спросила, надо ли им приезжать. «Потом она набрала меня, говорит — в больнице катастрофа, сегодня туда лучше не соваться», — вспоминает Илья.
Доманов весь день думал о том, чтобы добраться до «Барзилая», но новость, что больничные клоуны не понадобятся, он воспринял с «некоторым облегчением». «Мне было реально стрёмно, у меня жена и четырёхлетняя дочь. И что они будут делать, если у нас начнётся атака, а меня нет рядом?» — объясняет свои чувства собеседник ЛБ (в 2016 году Илья женился в третий раз. Его жена Карина — финансовый аналитик. У пары растёт дочь Элина).
Илья приехал в «Барзилай» на следующий день, восьмого октября. Он вспоминает, что больница была переполнена пострадавшими, но «разговаривать было особо не с кем». «Все пациенты — в коме, все лежали в трубочках. Это были просто палаты с работающими мониторами», — описывает Доманов.
Сотрудники больницы общались с Ильёй мало — все были заняты, а у многих уже мобилизовали родственников. Илья начал ходить по всем отделениям, потому что ему «было важно увидеть, кто там». Он подошёл к семье из шести человек — мать, отец и четверо детей. Они пострадали после разрыва ракеты, но сильных травм не было — только ссадины и микропереломы.
«Я говорю им — ну что, ребят, когда домой, — вспоминает Илья. — А они мне — так у нас дома нет. И показывают фотографии — а там просто стены сложились, всю мебель вынесло на улицу, как будто пинком. А ещё оказалось, что ребята переехали в Израиль из Украины — в 2014 году».
Доманов говорит, что не смог быть весёлым в этот день и чувствовал себя «как на похоронах».
С собой в больницу Илья привёз несколько десятков красных клоунских носов. Он начал раздавать их людям. «Я говорил — возьми, это антистресс, не отпущу, пока не улыбнёшься», — вспоминает Доманов. Собеседник ЛБ размышляет, что таким образом «манипулятивно вырывал человека из жуткой реальности». «И лица людей немножко расцветали», — описывает Илья.
«Если все серьёзные, тут, конечно, не до фокусов»
«Воздушные шарики я сразу отмёл. Громкие звуки мы вообще убрали, потому что все вздрагивали, — говорит Илья, размышляя, как война повлияла на его клоунский арсенал. — Какие шарики? Какой Шницель? Сначала мы заходили в палаты на цыпочках. Просто нежно пели песни, поддерживали, разговаривали, обнимали».
Доманов и его напарница Хагар Хофеш решали, как себя вести, «по ситуации». «Внимательно слушаешь атмосферу. Если там все серьёзные, типа — резать ногу или не резать, тут, конечно, не до фокусов, — объясняет Илья. — Но когда ты заходишь уже второй или третий раз, ты можешь позволить себе немного больше».
Медсестра Сара Кашела-Капах, которая работает в отделении интенсивной терапии, говорит ЛБ, что больничные клоуны «стимулируют особые зоны мозга у пациентов». Один раненый, по словам Сары, после операции не мог вспомнить ничего из своей жизни — даже семью. «И его вернули клоуны, — вспоминает Кашела-Капах. — Они поговорили с ним и спели песню, которую он просил. И он откуда-то вернулся, вспомнил. Это было невероятно».
34-летний резервист, IT-инженер Мордехай Шенвалд получил ранения при взрыве танка. Его привезли в «Барзилай» с переломами рёбер, переломом таза и травмой головы. В грудной полости у Мордехая было скопление крови.
Товарищи Мордехая принесли ему гитару и скрипку — он играет на обоих музыкальных инструментах. Когда Шенвалду стало легче, он нередко пел и играл вместе с Ильёй и Хагар. В разговоре с ЛБ Мордехай говорит, что клоуны смогли «вселить» в него «радость и любовь».
Хитами этих дней у барзилайских клоунов стали военные израильские песни, Hallelujah Леонарда Коэна и Let It Be группы «Битлз». Доманов вспоминает, как он с Хагар спел Let It Be в палате у 19-летнего солдата. Пациент несколько дней находился в коме. «Тут выясняется, что у солдатика сложное ранение позвоночника. И после этой новости ко мне подходит мать этого мальчика и просит спеть Happy Birthday — у него был день рождения вчера, — голос у Ильи ломается. — А я уже знаю, что вряд ли он будет ходить. Что он будет, блин, инвалидом до конца дней».
— Ты спел?
— Спел, конечно. Show, блин, must go on («шоу должно продолжаться» — с англ.). Потом мы обнялись с Хагар и с медсестрой Сарой и начали втроём плакать.
«Мы, скажем так, были охуевшие»
У каждого больничного клоуна есть актёрский образ, который должен защитить его от серьёзных психологических потрясений. Клоунское имя у Хагар Хофеш — Мими. К своим волосам Мими прицепляет искусственные подсолнухи. «Она очень активная, много поёт и танцует», — говорит Хагар. Илья Доманов зовёт себя «мистер Боба». Илья говорит, что его персонаж — «любознательный и любопытный». «Вчера Боба научился показывать фокусы, и теперь он самый крутой фокусник на свете», — смеётся Доманов.
Такие актёрские маски помогают больничным клоунам быть «немного отстранёнными» и не принимать на себя боль пациентов, рассказывает Илья. «В человеческом понимании мы не можем сочувствовать больным, — объясняет Доманов. — Мы должны воспринимать любого пациента как здорового. Есть уже куча людей, которые за него переживают — и врачи, и родственники. И человек понимает, что его уже все достали. И такой — а есть в больнице кто-нибудь нормальный, с кем можно просто поговорить? И тут появляется клоун».
Партнёрша Ильи Хагар Хофеш добавляет, что медицинский клоун «не должен быть эгоистом». «В центре внимания всегда находится пациент, — говорит она ЛБ. — И в этом смысле у клоуна — самый низкий статус. Он должен иметь хорошее чувство юмора и должен хорошо слушать. Иногда ему просто нужно быть рядом и позволить пациенту действовать — смеяться или плакать, или просто молчать».
Доманов сравнивает работу больничного клоуна с работой медсестры. «Медсестра сталкивается с болью каждый день, но она говорит себе — это моя работа, я помогаю, я делаю, что могу. И это её тоже спасает, понимаешь? Ну, и цинизм какой-то есть, естественно. У нас — то же самое».
— Но всё это не очень сработало, когда мы столкнулись с войной. Война пробивает насквозь, — вздыхает Илья. — Нас к этому жизнь не готовила. Мы никогда не думали, что будет такое количество жертв. Тут невозможно не сочувствовать.
— А ты сочувствуешь раненым как клоун?
— Я сочувствую из сердца. Я не могу сочувствовать из [клоунского] характера. Иначе я буду нечестен. Иначе люди это могут воспринять как издевательство. Так не работает. И, конечно, война сильно повлияла на наше поведение. Мы перестали быть очень весёлыми. Мы, скажем так, были охуевшие. Но потом потихонечку стали приходить в себя и снова стали шутить и петь весёлые песни.
— Повзрослел Мистер Боба.
— Он заматерел. По большому счёту, я не был на военном поле, я не видел вот этих развороченных животов, отрубленных голов. Я видел только раненых людей. Я не могу сказать, что это прям шок. Но всё вместе, целиком — это какой-то ком, с которым просто невозможно жить. Просто пиздец.
В 2023 году Илья Доманов ездил в Кишинёв, где работал с детьми-беженцами из Украины. Он вспоминает эту поездку как «замечательное время». «И мне было нормально, меня не пробило, меня не порвало, — говорит Доманов. — Хотя туда привезли детей, которые видели всякое. А их матери наблюдали за нами со слезами на глазах». Илья считает, что ему помогло то, что он был «достаточно далеко от этой ситуации [войны в Украине — ЛБ]».
Илья до сих пор не рассказывает жене Карине о своих переживаниях, связанных с военным периодом работы в «Барзилае». В октябре 2023 года его попросила об этом сама Карина. «Я понимала, что иначе могу потерять равновесие и не смогу заниматься дочкой», — говорит Доманова ЛБ.
«Я пыталась остаться спокойной — да, мы продолжаем жить, просто немножко изменились условия, — вспоминает Карина. — Но Илья потом приезжал с работы и говорил — смотри билеты, куда можно поехать, забирай дочку и уезжайте. И такие волны были несколько раз. Но я ему говорила — нет, я тебя не оставлю, без тебя не уеду. Понимаете, я могла его успокоить в отношении семьи. Но я не могла успокоить его в плане того, что он видит там, в „Барзилае“».
«Наверное, я так и умру»
Чтобы справиться с переживаниями, сотрудники «Барзилая» ходили к психологу. Илья такие встречи не посещал. Доманов считает, что для него отдушиной стал playback-театр — это форма театральной импровизации, когда актёры разыгрывают истории зрителей. «Я вываливал всё туда, и это давало мне возможность чуть-чуть выдохнуть», — говорит Доманов.
Его коллега Хагар Хофеш посещала психолога, но, по мнению Ильи, «ей всё равно было трудно». Несколько лет назад Хофеш оказалась на открытой автостоянке во время перехвата ракет. С тех пор она стала бояться звуков сирен или просто громких звуков. После нападения ХАМАС у Хагар мобилизовали обоих сыновей. «Каждый солдат, которого я встречала в больнице, был для меня как сын. Это тяжёло. Мне трудно справляться со страхом», — говорит клоунесса ЛБ.
Этой весной Хофеш пропала и не появлялась в «Барзилае» несколько дней. Илья поехал к ней домой. Он вспоминает, как увидел — Хагар лежит на диване, не может встать и похожа на «раненое животное». «Это было убийственно», — говорит Доманов. Хофеш сказала, что ей очень страшно, поэтому она не в состоянии ничего съесть или выйти. «Она просто лежала и думала — наверное, вот так я и умру», — вспоминает Илья.
Доманов настоял, чтобы Хагар поехала в больницу. Там с ней несколько часов разговаривал психолог. Из всех отделений приходили врачи и медсёстры, чтобы поддержать клоунессу. Хофеш постепенно стало лучше, уже вечером она уехала домой.
«Я чувствовал, что если я Хагар не выцарапаю из дома, то всё будет очень плохо, — размышляет Доманов. — Она — практически часть моей семьи. И когда я увидел Хагар, я понял, что надо что-то сделать. Из позитивной спортивной девочки она превратилась в тихое существо. Хагар себя чувствовала настолько одиноко, что я понял, что не могу её там бросить, просто не могу».
Илья говорит, что считает себя «достаточно стрессоустойчивым и вполне нормальным». Хотя, по словам Доманова, с начала войны он стал более нервным, может повысить дома голос или даже закричать. «Но я думал, что меня никогда так не накроет, как Хагар, — описывает свои чувства Илья. — Я не знаю, что делал бы, если бы меня накрыло. И должен сказать, что с октября [2023 года] по июнь [2024 года] мне было прям страшно. Мне самому тоже сносило крышу — от бессилия, горя, жалости, страха за себя и свою семью».
Илья молчит минуту и уточняет — ему «сносило крышу ещё и от ненависти».
«Никто не знал, что с ними делать»
До седьмого октября в «Барзилае» бывали пациенты из Газы. Чаще всего сюда привозили детей со сложными заболеваниями, международные организации помогали организовывать такие поездки. «Были времена, когда у нас даже учились палестинские врачи, — вспоминает доктор Вадим Березовский. — Но когда ХАМАС пришёл к власти (в 2006 году ХАМАС выиграл выборы в законодательные органы Палестинской автономии — ЛБ), ситуация изменилась». В «Барзилай» перестали приезжать медики из Газы, а количество пациентов начало сокращаться.
После октября 2023 года пациентов из Газы в «Барзилай» всё же привозят — но это уже единичные случаи. Доманов вспоминает, как недавно встретил в приёмном покое палестинскую семью с маленьким ребёнком — у малыша было небольшое рассечение лба. «Никто не понимал, что с ними делать, — говорит Илья. — Они очень долго сидели и ждали, потому что врачи сказали — пока у нас есть наши солдаты, мы будем заниматься ими».
Доманов не знает, что в итоге произошло с ребёнком — оказали ли ему помощь в «Барзилае» или отправили в другую больницу.
Ирина Горина, которая лечилась в госпитале после тяжёлого ранения, рассказывает ЛБ, что несколько раз слышала разговоры среди персонала. Медики, по словам Ирины, обсуждали, «должны ли они лечить “газовчан”». «Одна медсестра не хотела помогать палестинцу, который распорол живот беременной женщине, — вспоминает Горина. — Вместо этой медсестры поставили какую-то другую».
«Безусловно, у меня изменилось отношение к палестинцам после того, что произошло, — говорит ЛБ врач Вадим Березовский. — Раньше я думал, что можно жить в мире и не мешать друг другу. Сейчас — нет». Березовский дипломатично заявляет, что его чувства не влияют на работу, поскольку он давал клятву Гиппократа. «Я должен лечить людей — и лечу их», — подчёркивает Вадим.
Медсестра Сара Кашела-Капах рассказывает ЛБ о палестинском заключённом, которого лечили в «Барзилае». Ещё в 80-х он похитил израильского солдата, пытал его и убил. И с тех пор сидел в израильской тюрьме. «Половина нашего персонала заявили, что не будут работать с ним, — говорит Сара. — Но я добровольно за ним ухаживала. Люди говорили, что я „любительница арабов“, но не в хорошем смысле».
«Да, этот человек сделал много плохих вещей, но мы люди, у нас есть человеческие ценности, — объясняет свою логику Кашела-Капах. — У медсестёр нет клятвы Гиппократа, нет вот этого „Я не буду причинять вред людям, клянусь, что буду заботиться о них“. Но это то, что я говорю себе каждый день».
Сейчас, считает Сара, в людях больше не осталось доброты. Она вспоминает свой недавний разговор со знакомыми, в котором обсуждались слухи о том, что израильские военные пытают палестинцев. «Я спросила — вы хотите мести? И они без колебаний мне ответили — конечно, — говорит Кашела-Капах. — Я спросила — вы хотите, чтобы [палестинских] женщин насиловали, а младенцев сжигали? Знакомая посмотрела мне в глаза и сказала — да, абсолютно. Я сказала, что не могу этого понять, извините. Я не стремлюсь к уничтожению другого народа. И это не делает меня предателем или менее израильтянкой, или кем-то ещё».
Илья Доманов говорит, что по отношению к жителям Газы его «бросает из стороны в сторону».
«Человечность ломанулась в другую сторону»
После нападения ХАМАС Доманов встретился со своей знакомой из Украины — во время российского вторжения она вывозила детей с особенностями развития. «И она говорит — представляешь, эти русские [военные] мне ближе, чем „хамасовцы“, — вспоминает Доманов. — Она сказала, что менталитет русского убийцы ещё можно понять — что он убивает за Россию, за Путина. Но тех, кто из Газы, объяснить невозможно. Это что-то за гранью добра и зла. Что это за степень ненависти, когда женщине отрезают грудь, насилуют её, а потом стреляют в голову?»
Доманов вспоминает 11-летнего жителя Газы, который попал в «Барзилай». Израильские солдаты решили, что мальчик — террорист, и выстрелили в него. Врачи сделали ему сложную операцию и зашили бок — там была рана размером с кулак.
Через несколько дней пациент очнулся, и к нему в палату зашёл Илья Доманов. Клоун вспоминает, что увидел «просто умытого мальчика, у которого были открыты глаза». Илья говорит, что в этот момент в нём «что-то дрогнуло».
«До этого я со спокойным сердцем смотрел видео про раненых и убитых в Газе. У меня ни капли жалости не было, — описывает Доманов. — И я на этого парня гляжу — и не могу представить, что он с какой-то винтовкой или автоматом пытается кого-то убить. Это же просто ребёнок».
Доманов захотел поговорить с палестинцем. Когда мальчику через несколько дней стало легче, он жестами попросился на улицу. Пациента посадили в инвалидное кресло, и Илья вывез его в больничный двор с искусственной травой. Через Google Translate Доманов спросил, есть у мальчика братья и сёстры, но тот не ответил.
Один из посетителей больницы угостил мальчика шоколадом. «Он взял и никак не отреагировал, — говорит Илья. — Он вообще вёл себя с таким молчаливым превосходством. В нём сквозило такое презрение, что он меня не особо замечал».
«А потом я увидел, как парень напрягается, как он смотрит таким особенным взглядом на израильских военных, которые стояли во дворе, — рассказывает Доманов. — Я вспомнил, что он говорил врачам, что учится в школе ХАМАС. А там всё налажено с пропагандой. И мне даже стало страшно. Я подумал — а вдруг он что-то сделает. Я же ничем не смогу ему помешать. А потом понял — ничего не случится, ведь он серьёзно ранен и не может ходить».
На следующий день Доманов снова пришёл в отделение, но мальчика там уже не оказалось. Илье сказали, что пациента собирались снять с сильнодействующих обезболивающих, он жестами просил этого не делать, потом разозлился и бросил в медсестру бутылку с водой. «Его тут же выписали и отправили в Газу», — говорит Доманов.
Через несколько недель после своего возвращения в Газу мальчик дал интервью арабскому телеканалу (видео есть в распоряжении ЛБ). В видео он рассказывает, что в «Барзилае» с ним обращались жестоко и привязывали к кровати. Ролик обсуждали в больнице, увидел его и Илья Доманов. После чего, по словам клоуна, его «человечность ломанулась в обратную сторону».
«Медсёстры этому парню еду таскали из дома, врачи свои порции отдавали. Однажды заказали для него шаурму в крутом месте. Короче, просто облизывали и носили на руках, — недоумевает Илья. — Ну понятно, все мы жертвы. Но когда я посмотрел этот видос, у меня снова всё вернулось. Я понял, что, видимо, их не исправить».
Доманов говорит, что не знает, как жить с этим чувством.