Известный в прошлом в Братске врач-дерматовенеролог, а ныне пенсионер Вадим Левчишин устало снимал обувь в прихожей. Был июльский день 2023 года, пенсионер только что вернулся с процедур из больницы. Супруга Галина Глухова, когда-то работавшая в той же братской больнице медсестрой, уже поставила чайник. Обед.
Вадим Павлович осторожно нагнулся, чтобы развязать шнурки на ботинках — ему недавно удалили раковую опухоль, из бока торчали две резиновые трубки. Сын Саша возил его на операцию в Новосибирск. Но врачи не скрывали прогнозы: надо готовиться к худшему. Вадим Павлович очнулся от тяжелых мыслей — услышал, как на плите засвистел чайник и жена вышла в прихожую.
Одновременно со свистом чайника начал поворачиваться замок в двери. Супруги переглянулись — со своим ключом мог зайти только их 37-летний сын, который жил с ними, но в разгар дня он должен быть на работе. Медленно открылась дверь, и правда — зашел Саша, но не один а в сопровождении неизвестных мужчин в штатском.
— Мам, все будет хорошо, это какая-то ошибка, — сказал Александр и мать не сразу поняла, почему он так говорит. Неизвестные люди не представляясь и, ничего не объясняя, по-хозяйски пошли по квартире, начали копаться в книгах и документах, собирать технику. Это был обыск, после которого Сашу увезли.
Вспоминая тот день, когда задержали сына, Галина Васильевна на секунду закрывает глаза: «Ну как можно чувствовать матери, когда стоишь и не понимаешь ничего… Мы больше склонялись к версии, что это какие-то бандиты. Но где Саша, и где бандиты?». О том, что это были люди из ФСБ, родители в первый момент не подумали, тем более, что сотрудники так и не представились, не показали ни одного удостоверения.
Мать врага народа
Спустя два года после ареста Саши мы сидим на лавочке возле дома Левчишиных. Его мать Галина Васильевна — быстрая в движениях, с короткой стрижкой и неравномерно окрашенными в рыжий волосами. Ей уже под 80 лет, и в декабре она перенесла второй инфаркт. Сразу предупреждает, что может смотреть собеседнику не в глаза, а в сторону, потому что видит только очертания предметов. Из-за этого сейчас женщина испытывает большие трудности — говорит, что в магазинах ее часто обманывают, дают более мелкие купюры. Ей трудно даже приготовить себе обед — например, не может заметить гнилые овощи, нарезать их.
Галина Васильевна говорит, что люди всегда подходят к ней первыми — представляются и обнимаются. Сама она с трудом различает лица и может не узнать даже хорошо знакомого.
— Галина Васильевна, здравствуйте, как вы? — словно в подтверждение ее слов подходят к ней две девушки. Обе из больницы, где работал Саша. Левчишина на суде сильно поддержали коллеги, выступили в его защиту. Но разговаривать с журналистами медики отказались наотрез — говорят, запретил главврач. Хотя помогают его матери, на всякий случай не афишируя этого, чтобы не узнало начальство.
Кто-то предлагает сходить в магазин за продуктами, другие читают матери письма Саши и помогают собрать передачку. Было только два соседа, один из которых в глаза назвал Галину «матерью врага народа», но с ним и раньше были конфликты, не только у Левчишиных, но и почти у всех соседей.
«Нас всегда окружали хорошие люди, — говорит Галина. — Мы и сына так учили относиться к окружающим». Открытки с Новым Годом друзьям и родным она раньше начинала писать еще в ноябре. Объясняет: «Мы же из Казахстана, а там просто отписка не годится, надо хотя бы в двух словах написать как дела». Но теперь вся переписка пропала — все осталось в ноутбуке и телефоне, которые у нее изъяли при обыске.
«Мне же так до сих пор технику и не отдали, — говорит Галина Васильевна. — Мне следователь так и сказал: „А зачем вам техника, вы же слепая?“ У нас много родственников, но, я думаю, из них никто не знает, что Сашу посадили».
220-тысячный Братск называют промышленной столицей Иркутской области. Братская ГЭС, целлюлозно-бумажный комбинат, алюминиевый завод, завод ферросплавов, две ТЭЦ. Вдоль дороги к целлюлозно-бумажному комбинату раньше тянулся грандиозный бетонный забор. Несколько лет назад братский стрит-арт художник Гриша Шаров написал на нем: «Я не могу дышать». Надпись сразу закрасили, но поверх свежей краски Гриша написал: «Дышать не легче». После этого забор снесли совсем и начали какой-то ремонт. Но дышать здесь все так же трудно — в городе регулярно стоит смрад от промышленных выбросов, а денег на благоустройство не хватает — большая часть налогов промышленных гигантов уходит в Москву.
Почти все в городе было построено в советское время и первостроители Братска — сплошь приезжие. Родители Саши Левчишина тоже приехали сюда из Казахстана, а он родился уже здесь. «Он всегда был послушным мальчиком, хорошо учился, — говорит Галина Васильевна. Хорошо играет на гитаре, любит путешествовать, увлекается садоводством и историей, сам выучил испанский язык».
После школы Саша закончил университет, стал программистом и устроился в братскую городскую больницу IT-специалистом. Больница стала его первым и единственным местом работы за все 14 лет стажа. Именно он создавал здесь единую информационную систему, благодаря которой записаться на прием к врачу можно по интернету.
«И вот с того момента он очень хорошо обустроил больницу, — рассказывает его мать. — Раньше в очереди сидели по два-три часа. Сейчас зайдешь — компьютеризация полнейшая. Все берут талоны и приходят по-человечески. Все это сашина заслуга, конечно».
Галине тяжело даются разговоры о войне. Она вздыхает и говорит, что не хотела бы поднимать эту тему. Потом долго подбирает слова, говорит: «Саша мне сразу сказал: „Я убивать не буду“. Может быть, это двоюродный или троюродный брат, да? Пойти и убить, что ли брата? Сейчас такое идет разделение, Разделение в семье, и все. Один за того, другой за того. И все, семьи рушатся». Семья Галины Васильевны тоже разрушена.
Отъезжаем километров за десять от города на новое кладбище, там похоронен старший сын — он в 1990-е совершил суицид. Рядом лежит ее муж Вадим Павлович. Галина Васильевна подходит к памятникам, целует портреты близких. Долго плачет, причитает: «В 80 лет остаться одной, без мужчин». Выкидывает старые цветы и кладет новые. Белый букет — сыну, розовый букет — мужу. Потом берет резиновые перчатки и начинает выдирать траву между могильными холмиками.
Вадим Павлович умер от рака 11 мая 2024 года, за несколько дней до приговора сыну.
Из письма Александра Левчишина:
С мамой разговаривал недавно, очень тяжелый был разговор, ругала меня сильно. Я при каждой возможности прошу у нее прощения, мысленно при каждой молитве прошу у Бога позаботится о вас — наших мамах. Простите нас, мы не хотели кому-то причинить зла. Мы вас очень любим.
«Наш сын — предатель родины?»
После того, как Сашу забрали неизвестные люди в штатском, родители прождали его всю ночь и следующий день. Но он не вернулся, и вестей от него не было. Тогда Левчишины обратились в полицию.
— Они там как будто издевались, — вспоминает Галина Васильевна. — Я писала заявление, а надо мной полицейские смеялись: «Наверное, где-то загулял с девушками, запился».
Только через неделю отец и мать узнали, что сын находится в СИЗО. Об этом им рассказала адвокат Саши, которая вышла на них сама — позвонила по телефону. Она же объяснила, что его обвиняют в госизмене. По этой статье ему грозит от 12 до 20 лет лишения свободы.
Обвинение утверждает, что Александр Левчишин в самом начале войны перевел 1400 рублей на покупку машины скорой помощи в Украину. Кроме того, из медицинских карт, хранящихся в больнице, он узнал телефоны двух военных из Братска и передал их украинской стороне. На языке следствия это звучит так: «использовал программы, предназначенные для неправомерного воздействия на критическую информационную инфраструктуру, с причинением тяжких последствий».
Передавал ли Саша телефоны военных, и кому он их передавал — никто из близких толком не знает. По словам Натальи, волонтерки, которая ведет группу матерей политзеков, связывает их между собой и ходит на суды, данные он посмотрел, но никому не передал. Друг Саши Денис, говорит: нет, он все же передал контакты некой Марине, с которой познакомился где-то в соцсетях. Она уверяла, что будет звонить военным и уговаривать покинуть территорию Украины.
«Мне вообще кажется, что это провокация. На мой взгляд, „Марина“ — это товарищ майор, которому показалось, что доната на скорую недостаточно для госизмены. Вот они и решили добавить „передачу персональных данных“, и написали Александру», — пожимает плечами Наталья.
После ареста сына его мать и отец бесконечно разговаривали, пытаясь понять, что же случилось. «Вот так сидели с мужем, смотрели друг на друга. Я всегда: „Как ты считаешь, наш сын предатель или нет?“ Он говорит: „Ты задаешь мне очень сложный вопрос. Я на этот вопрос даже не знаю, что сказать“, — вспоминает мать Саши. — Но что он мог узнать такого секретного, будучи обычным программистом в районной больнице?»
Своего, платного адвоката у Левчишина не было, и ему предоставили государственного защитника, как и положено по закону. По словам матери, государственная защитница пообещала им с мужем, что Саша получит пять-семь лет, если ей за работу заплатят. Называть сумму она отказывается, только говорит, что для пенсионеров она огромная. Родители заплатили, хотя назначенный адвокат не имеет права брать деньги с подзащитных — его работу оплачивает государство.
«Люди Байкала» обратились к адвокату за комментарием, но она отказалась разговаривать. «Мне Александр не давал разрешения на какие-либо комментарии, также я давала подписку о неразглашении сведений уголовного дела (гостайна)», — написала она журналисту ЛБ.
По словам волонтерки Натальи, с адвокатом был еще один странный момент — она убедила родителей отправить деньги на «нужды СВО». Якобы помощь военным станет смягчающим обстоятельством в деле. Отец переслал сашиной карты 30 тысяч волонтерам, но на суде эта информация не была озвучена.
После этого Левчишин отказался от адвоката и свои интересы представлял в суде самостоятельно.
«Лучше зажечь одну маленькую свечу, чем проклинать мрак вокруг»
Первое заседание суда по делу Александра Левчишина состоялось в Иркутске 18 декабря 2024 года. Суд был открытым, на него пришли сашины друзья и коллеги. Волонтерка Наталья тоже была на том заседании. Сашу она знала по фотографиям, и на скамье подсудимых ожидала увидеть круглолицего, цветущего парня.
Но конвой привел «худенького низкорослого парнишку с грустными глазами». Он обреченно выслушивал прокурора, который рассказывал, что донат на «скорую помощь» на самом деле ушел на поддержку ВСУ, а та самая «Марина» получила от Левчишина важные персональные данные российских военных — два номера телефона.
Галина Васильевна тоже была на суде, ее вызвали свидетелем обвинения.
— Изучал Александр Левчишин украинский язык? — спросил прокурор.
Галина Васильевна удивилась вопросу. Сашин дедушка по отцу — украинец, но украинский язык Саша никогда не изучал, по крайней мере, мать этого не знает. Учил английский, потому что он нужен по работе. В Братске он познакомился с испанцем и подружился с ним, даже ездил к нему в гости в Испанию. После этого стал учить испанский, и в СИЗО просил присылать ему много книг на испанском. Об этом мать рассказала прокурору.
На суде выступали коллеги Левчишина, его начальница. Врачи вспоминали, как он внедрил современную информационную систему и терпеливо объяснял каждому, как с ней работать. Как собирал историю больницы и мечтал высадить дубовую аллею рядом с лечебницей. О его возможных занятиях украинским языком никто из них не слышал.
Потом на заседании зачитали открытое письмо коллег Левчишина. Из него участники суда узнали, что Саша был еще и донором крови костного мозга, состоял в реестре доноров. Звучало обращение коллег так, будто Левчишина выдвигали на какую-то премию. Некоторые из сотрудников больницы сидели тут же в зале — приехали поддержать Сашу и его родных.
Диссонировала с письмом и показаниями свидетелей только характеристика от участкового, где Левчишин был представлен алкоголиком, который не давал жить соседям.
— Где этот участковый? Кто это вообще? — до сих пор возмущается Галина Васильевна. — Его видеть-то никто не видел, участкового этого. Мы не знаем его, он не знает нас, и вот такое написать. Это даже хуже, чем клевета, потому что Саша очень редко выпивал даже по праздникам. То есть для коллег он хороший, а для неизвестного участкового — главный пьяница и дебошир.
Из последнего слова Александра Левчишина:
Меня возмущают несправедливости, но причинять вред своей Родине для меня невозможно. Никто и никогда от меня не слышал злого слова в адрес России, которая мне дорога, не смотря ни на что.
Я очень люблю нашу историю, воспитан на книгах и фильмах про Великую Отечественную Войну, воспоминаниях ветеранов. Один из самых любимых мной жанров в литературе — «лейтенантская проза». (…) Нет более авторитетного источника о войне без прикрас и пафоса.
По их единогласному мнению война — это ужасно, это зло и смерть. А скрыть или извратить уроки истории — это ужасно и преступно. Люди должны знать правду о войне и ее сути, чтобы ее повторение стало невозможным. Они призывали к тому, чтобы искать не смерть, а жизнь, беречь мир. Солдат должен обладать такими качествами, как чувство справедливости, стремление к правде, честью и достоинством.
Я обычный гражданский человек, которые понимает, что каждый день боев — это множество искалеченных судеб, страдания, разрушения, смерть — события, которые будут сказываться на жизни людей еще многие годы. И мне хочется, чтобы они остановились. Такое простое желание.
«Знаете, он постоянно у всех просил прощения, — вспоминает Наталья. — У матери, у коллег, у СВОшников, чьи телефоны он передал. Видно было, как Александр сильно раскаивается, действительно раскаивается. Хотя так если подумать — а что он сделал? Дал номера телефонов? Когда вдруг номер телефона стал персональными данными? Мой номер вся Россия знает, люди передают его друг другу — так мне тоже в полицию идти?»
В конце декабря 2023 года дело Левчишина переквалифицировали в «госизмену» и закрыли заседания. Обвинение запросило для Александра 17 лет лишения свободы. В мае 2024 года суд вынес приговор — 14 лет колонии строгого режима и штраф в 50 тысяч рублей.
«Когда услышала эту цифру 14, я долго понять не могла, — вспоминает Галина Васильевна. — Это что? Срок? Разве он может быть таким большим, а дальше как будто обухом тебя по голове дали. И ты вот сидишь и не понимаешь. Стукнули. Мне цифры начали лезть, лезть». Галина Васильевна не помнит, когда заплакала, но ей кажется — не сразу. Сначала ходила по комнате, пыталась осознать. Она и до сих пор не может поверить.
Левчишин подал апелляцию, но проиграл — в августе суд в Новосибирске оставил приговор в силе. Заседание было закрытым, еще и в чужом городе, поэтому никто из друзей и знакомых прийти на него не смог.
Галина Васильевна тоже не приехала — не было денег на дорогу. «Саше постоянно стараюсь денег отправить, то три тысячи, то пять тысяч, — говорит она. — А я медсестрой работала, какая у меня пенсия? Конечно, маленькая».
Суда апелляционной инстанции Галина Васильевна очень боялась. В день заседания просто ходила по дому, ничего не могла делать: «Боялась, что добавят [срок]. Я читала, что многим после апелляции добавляют года. Но все равно, как мать, я боялась и надеялась, что хоть несколько лет уберут. Но что тут уже сделаешь? Продолжаем жить дальше и надеяться на чудо».
Из письма Александра Левчишина:
Прошел суд и все без изменений. Видимо, цифра 14 у них зафиксирована. Ну, конечно немного расстроился. Хорошо, что адвокату не стали платить 200 тысяч. Все было быстро. Маме скажите, что я ее очень очень люблю. Нельзя опускать руки. Есть другой суд — Высший — Божий. Он все видит и воздаст за каждую вашу нашу слезинку. А пока лучше зажечь одну маленькую свечу, чем проклинать мрак вокруг.
Что происходит с Александром сейчас, сведений мало. По обрывкам фраз и намекам в письмах, родные поняли, что после апелляции на Сашу начали оказывать давление в колонии и хотели отправить в камеру к разработчикам, где у заключенных пытают. Чтобы избежать этого, Левчишин вылил на себя кипяток и получил сильные ожоги. Зато его вернули в иркутское СИЗО № 1, в камеру к «политическим», чему он очень обрадовался. В письмах Александр очень аккуратно рассказывает о «неприятной ситуации» и «горячем приеме», благодарит тех, кто присылал мази и бинты и пишет, что раны у него заживают, а нынешнюю камеру называет «самой интеллектуальной», она вся в книгах.
Из последнего слова Александра Левчишина:
Я на своем примере убедился, что мои действия кардинально изменили мою жизнь и жизнь моих близких. Всего 3-4 года тому назад я имел любимую работу, изучал языки, занимался волонтерством, спортом, туризмом, садоводством, литературой и очень мало политикой. Имел планы по созданию музея медицины, озеленения нашего города. Хотел обеспечить достойную старость моим родителям.
Сашин сад
Маленький дачный домик Левчишиных утопает в зелени и цветах. Галина Васильевна долго не может попасть ключом в замочную скважину, чтобы открыть скрипучую дверь. В саду — груши, яблони, несколько сортов клубники. И это в Братске, где люди получают «северную» надбавку к зарплате, потому что эта зона приравнена к территориям крайнего севера. Галина говорит: сад умирает сейчас без хозяина. Она часто приезжает, пытается ухаживать за растениями, но не хватает ни сил, ни знаний — здесь все вырастил Саша.
Наверное, то что сад погибает, может быть понятно только опытному садоводу. Потому что для постороннего взгляда, это цветущий всеми цветами, благоухающий и вкусный в буквальном смысле слова — тут полно ягоды, вишни, сливы, сад кажется райским уголком.
Саша выписывал по почте саженцы, ездил в Красноярск за семенами, удобрениями. Прихотливые культуры прививал к сибирским «дичкам», чтобы получить морозоустойчивые деревья. Мог тут возиться часами. Списывался с другими ребятами, которые также увлекались садоводством.
Галина Васильевна подходит к сливовому дереву, которое вовсю плодоносит. Когда оно было маленьким и на нем созрели первые четыре сливы, Саша как раз был в отъезде. Он просил: «Только без меня не ешьте, я приеду — тоже попробую!» «Мы не трогали, ждали его. А потом медведь сюда вломился, ну и съел все», — говорит Галина Васильевна.
Потом помолчав, добавляет: «Знаете, меня больше всего удивляет вот этот донат на машину скорой помощи в 1400 рублей, — рассуждает Галина Васильевна. — Саша просто пожалел людей и отправил деньги, на свою глупость. Он же, как и я, знает, что такое клятва Гиппократа. Медики обязаны помогать и гражданским, и военным, и своим и чужим — всем. Вот он и хотел помочь».