На фоне недостроенного здания школы стоят три десятка человек, впереди — женщина, ростом ниже всех остальных, она читает по бумажке: «Я Грейнер Оксана Анатольевна, мама выпускника школы № 1, погибшего в зоне СВО. В нашей школе открыт музей памяти павшим за нашу Родину в виде парт героев. Но места для парт нет, поэтому они крепятся к стене». На экране появляются кадры из школьного музея, где крышки от парт героев повешены на стену.
«В школе учатся 28 детей, чьи отцы сейчас на „СВО“. Четверо из них уже погибли. И 17 выпускников погибли, молодых ребят, — говорит Грейнер. — Хотелось бы, чтобы наши герои были увековечены в новой, просторной, красивой школе».
Все это — кадры из видеообращения родителей и учителей школы к Путину и губернатору Иркутской области Кобзеву, которое они записали в ноябре. В отличие от сотен подобных обращений, это — широко разошлось по соцсетям и в итоге сработало.
Сейчас в старой деревянной школе 1946 года постройки, рассчитанной на 220 человек, учится в два раза больше детей, а здание признано аварийным. Новую школу начали строить в 2019 году. С тех пор сменили трех подрядчиков, завели несколько уголовных дел, стоимость проекта выросла в два раза с 787 миллионов до 1,3 миллиарда рублей, но в 2023 году стройку заморозили.
«Мужики должны родине долг отдавать»
«Заходя в Байкал первый раз, задержи дыхание, загадай желание и верь, все сбудется!» — написано на арках, которые выстроены в форме коридора, через него можно пройти к самой воде. Это один из немногочисленных арт-объектов Слюдянки, в которой пытаются развивать туризм.
Из всей промышленности здесь осталась только добыча мрамора и производство мраморных плит. А еще Слюдянка — это крупный железнодорожный узел. Но рабочих мест меньше чем желающих.
«На зарплату, на которую никто бы в Иркутске даже смотреть не стал, у нас будут очереди», — говорит местная жительница Марина. — Вот выпускники наши, у кого родители более-менее с деньгами они, конечно, в Иркутск учиться поедут. А остальным что делать? Единственный выход — это вахты. Сейчас многие еще на СВО уходят”.
«Не знаю, как в других городах, а у нас те, кто идут — это в основном, патриоты, — чеканит продавщица небольшого магазинчика, втиснутого между двухэтажек. — Не знаю ни одного, кто бы пошел ради денег. У меня укропов бьют мой зять, племянник двоюродный, дядька по материнской линии, и так еще куча знакомых». Зять у продавщицы пропал без вести, и дочь «бьется, бьется, чтоб или погибшим признали, или что…» Продавщица говорит: все пошли, потому что так надо.
— Или что, они не мужики? А мужики должны родине долг отдавать, когда враг у порога, — добавляет она и отказывается называть свое имя.
В городе много заброшек, и в отличие от строящегося здания школы их никто не охраняет. «Уже было несколько ЧП, на одной заброшке подросток ногу ломал, на другой полез через забор и зацепился там за что-то. Его утром только полиция нашла, когда уже поздно было», — рассказывает водитель такси, который везет нас в школу № 1. Он тоже ждет новую школу — надеется отдать туда внука.
«Я до конца дней своих буду ходить в эту школу»
45-летняя Оксана Грейнер с мужем живет в небольшом частном доме, где кухня устроена прямо в коридоре, видимо из-за недостатка места. Зато в доме сделан свежий ремонт — с выплат, которые присылал погибший сын. В его комнате все осталось так же, как было при жизни. Медали за спортивные достижения, иконы на шкафу в углу, мягкие игрушки.
Но теперь вместо самого Ильи на самом видном месте, на стене висит военная форма на плечиках. На одном рукаве — шеврон с буквой Z, на другом портрет Путина размером пять на восемь сантиметров. На груди приколот вязаный Чебурашка с надписью «Шалун» — подарок командира. На стене рядом с формой — портрет Ильи в форме и с оружием, на тумбочке рядом — еще один портрет Ильи.
Ростом Илья пошел в мать — всего 155 сантиметров, из-за этого его не взяли в армию после школы. Но в мае 2024 — взяли. Оксана говорит, что он хотел пойти на войну буквально с первых дней, но контракт подписал, наслушавшись рассказов одноклассника, когда тот пришел в отпуск. «Правда, этот парень очень, очень некрасиво поступил, — добавляет она. — Ушел на сторону врага. Больше таких подлецов в Слюдянке нет».
Почти сразу после приезда Илья попал на боевое задание — его «кинули в трубу, в Торецк». Там его ранило в голову, на связь с близкими он вышел только 5 июля. В госпитале в Донецке он провел всего несколько дней и вернулся на фронт. Смертельное ранение он получил в феврале под Белгородом, в районе поселка Устиновка, и тоже — «в трубе». Осколком от гранаты ему повредило голову. Оксана считает, что если бы сын не отправился на задание с новичками, он бы обязательно выжил. Она уверена, что он мог уйти, но остался, не бросил своих. «Поступил, как герой», — добавляет она.
«Было такое и раньше, он рассказывал, — говорит сестра Ильи 18-летняя Валерия. — Он позвонил, когда с задачи пришел и говорит, «Я человека спас». Я как раз я была в роддоме, только родила. Я говорю: «Молодец». Он понимал, что я уставшая как раз, только сутки назад родила, не стал вдаваться в подробности».
Валерия держит на руках кричащего спросонья 9-месячного малыша. У него недовольное личико. В честь дяди его тоже назвали Ильей. Полгода назад, когда младенцу было три месяца, его отец пропал без вести на войне. Сейчас родст добиваются, чтобы его признали погибшим.
Валерия смонтировала видео в память о брате, запись показывали на уроках в школе. Там он улыбается на каждой фотографии.
Оксана говорит: ей очень важно чтобы построили новую школу, потому что с ней связано «много-много воспоминаний». Там учился ее сын, дочь, муж, свекор.
«Но главное, там открыта парта героя — моего сына, — говорит Оксана. — Я не хочу, чтобы школу закрыли, чтобы память о моем сыне исчезла. Я до конца дней своих буду ходить в эту школу и целовать своего сына, приносить туда цветы, вспоминать его, заходить к директору, узнавать, как у них дела. Я хочу, чтобы дети смотрели на моего сына, слушали про него, и у них воспитывался патриотизм».
Оксана с трудом добилась выплат за погибшего сына. Сейчас добивается получения наград — она считает, что Илье их положено как минимум три: медаль за вывод мирных жителей в Курской области и два ордена Мужества — за операции под Курском и Торецком.
«Ножек нет у нас, видите?»
На фасаде деревянного здания школы даже зимой висит плакат «С Днем Победы». Оно выкрашено в голубой и розовый, с торца его украшают такие же деревянные колонны. Здание изначально рассчитано на 220 человек, но сейчас здесь учится больше 500 школьников. Сразу за школой — бело-зеленый железный забор, за которым стоит недостроенное новое здание школы. Часть здания выглядит так, будто хоть сейчас готова открыть свои двери школьникам, от другой части — только железобетонный «скелет». Новая школа построена на 70%, утверждают чиновники.
Деревянные стены и лестницы трясутся, когда по зданию бегают дети, на некоторых стенах видны щели. Стены кабинетов расписаны сценками из сказок, во многих классах висят яркие картины, в столовой пахнет булочками и кашей. Актовый зал маленький, поэтому один концерт приходится показывать несколько раз, чтобы его посмотрели все классы. Иначе невозможно — все школьники одновременно в актовый зал не вмещаются.
Для музея «памяти героев» тоже нет места, поэтому его оборудовали на втором этаже, прямо в коридоре. Над дверью плакат «1941-1945», слева на стене другой — «Светлую память храним». Под ним — те самые парты героев. Точнее, только одна из них стоит именно как парта, крышки от остальных крепятся к стене. На одной парте — по два погибших военных.
На каждой «парте» фотография и некролог. «И эта парта должна, так скажем, встать в кабинет истории, какой-то еще кабинет, чтобы детишки за ними сидели, — рассказывает директор школы № 1 Алла Зарубина. — Но мы решили, что такие парты-герои будем ставить в музей, для того чтобы дети приходили, сидели. Так как у нас не хватает помещений, поэтому следующие мы сделали только крышки. Ножек нет у нас, видите?»
Директор обещает — когда школа переедет в новое здание, там сделают музей «и вот эти крышки встанут на ноги и встанут в ряд парты-герои».
На «партах героев» семеро из семнадцати погибших выпускников: Егор Усков, Данила Ткаченко, Никита Воронин, Андрей Олейников, Илья Грейнер и Никита Воронин.
Никита Воронин вырос в многодетной семье. Окончил девять классов, потом работал разнорабочим в супермаркете в Иркутске. Он заключил контракт во время срочной службы, погиб в 2024 году.
31-летний Егор Усков после школы закнчил геологоразведочный техникум, успел отслужить в армии — в поселке Юрга, Кемеровской области. Короткий некролог сообщает — до начала “СВО” работал механиком, ездил на вахты, погиб в апреле 2025-го.
Усков в пять лет остался без родителей, и его воспитывала бабушка. Квартира как сироте ему не полагалась, потому что у бабушки в собственности был дом, на похороны ему собирали всем поселком.
23-летний Данил Ткаченко тоже был сиротой. В январе 2025 он заключил контракт, и уже через три месяца погиб. Мэр района Алексей Шульц написал, что он заключил контракт «проявив истинный патриотизм». Однокурсник Данила Владимир рассказал изданию «Окно», что Данилу пообещали продвижение в очереди на жилье, которое положено сиротам, если он подпишет контракт.
По словам местных, на каждые третьи похороны приходится сбрасываться всем поселком. Объясняют: обычно выплаты семьи ждут по полгода, поэтому хоронить не на что.
«Всей Слюдянкой то на дроны собираем, то на похороны, — негодует пенсионерка в магазине. — Когда первые похоронки пришли, у нас люди прям охотно скидывали деньги и на похороны всем городом ходили. Сейчас наблюдаю, что на кладбище только родственники и друзья. Последний раз пару месяцев назад я к мужу на кладбище ходила, и там как раз солдатика хоронили. Так там человек десять от силы было. Неужели такими равнодушными люди у нас стали? Чужая беда уже всем по боку».
«Алла Викторовна, я двойку исправил»
Директор школы Алла Викторовна Зарубина не спеша идет по коридорам, показывая нам школьные кабинеты. К ней подбегает несколько детей, обнимают.
— А мы первое место на конкурсе заняли, у нас все получилось, — выкрикивает одна девочка.
— Алла Викторовна, я двойку по литературе исправил, — подпрыгивает на месте от нетерпения мальчишка с торчащей челкой.
«У нас все знают, что можно подойти к любому педагогу и поговорить по душам, не боясь, что информация куда-то пойдет», — объясняет Зарубина. В школе работает сразу четыре штатных психолога, что большая редкость. Все они — мужчины, и директор этим гордится.
— Мы стараемся как можем. Но дети у нас молодцы, — говорит Зарубина и рассказывает, что дети занимаются в кружке судового моделирования, ездят на соревнования в разные города, побеждают. Сейчас занялись ракетостроением, запускают ракеты — «все бумажное, ничего сложного, даже девочки могут их строить».
Единственное, что директор отказывается показывать наотрез — это кабинеты коррекционного обучения. Зарубина переживает: если журналисты увидят, в каких условиях учатся там дети, направление могут закрыть. Хотя школа № 1 — единственная из всех 19 школ города, специализирующаяся на работе с особенными детьми. По коррекционным программам занимаются 137 детей с разными диагнозами — глухота, ДЦП, умственная отсталость.
Алла, мать ребенка из коррекционного класса, говорит: пока ее сын не поступил в эту школу, она занималась с ним самостоятельно и дело шло не особенно хорошо. «А сейчас сын уже сам может писать! — говорит она. — Да, буквы получаются пока кривенькие, но зато сам! И вы не представляете, какое это для нас счастье. Если вдруг закроют коррекционные классы, то нам, простите, кабздец».
«Коррекционники», как их называет Зарубина, обучаются в отдельном двухэтажном деревянном здании, где на первом этаже находится молокозавод, а на втором этаже — учебные классы. «Представляете, на второй этаж зайти ребенку, который, дай бог, он до школы дошел, да? И идет на второй этаж», — говорит другая мама, Александра.
Сын Александры ходит в 7 «Б», это кадетско-казачий класс. С первого класса они ждут новую школу.
“То есть школа сейчас в аварийном состоянии, — говорит Александра. — Мы в прошлом году даже уже хотели уйти в другую школу, но нам опять начальство пообещало, что будет какое-то продвижение. Никаких у нас продвижений, ничего нету”.
Александра боится, чтобы в школе не провалились полы и даже старается не ходить на массовые мероприятия, чтобы в это время в школе было поменьше родителей. В Слюдянке есть и другие «детские» недострои — школа искусств, бассейн.
«Что бы ни начали наши слюдянские делать, почему-то все у нас замораживается и ничего не достраивается, — говорит Александра. — Я все равно думаю, что это из-за власти. По новостям же смотрим, и в Ангарске строят, новые школы в каких-то деревеньках открывают. У нас вообще ничего нету для детей, кроме спортивной школы».
«Родители не позволят остановить стройку»
На стене в кабинете у мэра Слюдянского района Алексея Шульца висит проект строительства школы, размером с окно. Он и сам когда-то учился в этой школе, говорит что поэтому проект — его личное детище и личный провал.
Соглашаясь поговорить, он вздыхает: «Вся эта история, она уже на слуху по всей России». Он говорит: если коротко, подрядчики не совсем добросовестно исполняли свои обязанности, и приходилось с ними расставаться. Сейчас вместе с правительством мэрия ищет возможности продолжить строительство.
Сейчас школа отстроена почти на 70%. В конце декабря будет решаться судьба контракта школы, «учитывая современные трудные реалии». Под реалиями имеется в виду бюджетный кризис в Иркутской области. В регионе официально решили заморозить стройки социальных объектов, которые идут без федерального софинансирования. «Выбор стоит — зарплата, социальные выплаты либо стройка. Выбор очевиден», — заявил министр строительства Александр Емелюков.
В 2019 году был подписан контракт стоимостью 787 миллионов рублей. В 2020 году стройку первый раз заморозили из-за пандемии, а уже через два года администрация расторгла договор с подрядчиком ООО «Домострой профи». Новый контракт заключили с компанией «С-ГРУПП», организация обещала закончить стройку до конца 2023 года, стоимость строительства выросла до 980 миллионов рублей. Но в декабре срок исполнения работ муниципального контракта снова был нарушен. Стройку остановили. Через год из бюджета региона выделили еще 375 миллионов рублей. В этом же году подрядчик разорился, и новый контракт заключили с «Домострой Профи».
«Мы подали на двух подрядчиков в суды, предъявили им претензии. Меня сегодня надзорные органы поддерживают, и родители поддерживают. Я не думаю, что при таком проценте готовности школы, ну, кто-то решит ее забросить. Родители не дадут остановить стройку», — говорит Шульц.
В 2023 СК возбудил уголовное дело против вице-мэра районной администрации Юрия Азорина. Следствие установило, что подрядчик получил 2,4 миллиона рублей за невыполненные работы. Позже Азорину предъявили еще одно обвинение — в получении взятки.
В 2024 году в России насчитывалось 508 аварийных школ, это самое свежее исследование. Как посчитали журналисты издания 7×7 (признано иноагентом в России), в 2024-2025 годах в 31 школе рухнули стены, потолок или крыша. В сентябре во Владивостоке на девочку обрушился школьный потолок, в Татарске Новосибирской области часть школьного здания рухнула в выходной день. При этом только в Мариуполе с 2022 года Россия восстановила 28 школ и 37 детских садов. Сколько денег на это ушло, официальные источники не сообщают. По разным оценкам, один день войны в Украине стоит до 30 миллиардов рублей. Это сопоставимо с годовым бюджетом небольшого российского города.
Алексей Шульц говорит, что родители присутствуют на всех совещаниях, где речь идет о строительстве новой школы и «все понимают». Но все местные жители, с которыми удалось пообщаться ЛБ уверены: в срыве строительства виноваты только местные власти.
— Местные власти допустили вот такое безобразие, только они и больше никто, — уверен житель Слюдянки Дмитрий. — Либо разворовали деньги, либо дали разворовать. Третьего варианта просто не дано.
На вопрос: «Как вы думаете, может быть строительство школы остановилось, потому что деньги ушли на войну», — люди недоумевают.
— Если финансирование было для школы, то как эти деньги могли пойти на войну? — отвечает Оксана. — Если у тебя, допустим, деньги лежат на машину, а тебе надо купить дорогущую шубу. Ты возьмешь эти деньги, которые лежат на машину? Нет, конечно! Так и со школой. Финансирование же было. А потом раз — и нет финансирования. На каком основании?
— На СВО сейчас все легко можно спихнуть, хотя в большинстве наших проблем виновата не СВО, а зажравшиеся чиновники. Москва постоянно деньги выделяет. И не их беда, что эти деньги разворовывают, — уверен местный житель Алексей, который семь лет ждет школу, чтобы отдать в нее внука.
«Похоронили по-человечески»
За время подготовки этого текста число погибших выпускников первой школы увеличилось — теперь их 18. Погиб сосед и друг Ильи Грейнер — 27-летний Георгий Губилидзе.
«Соседский мальчишка, они с Илюхой дружили, — говорит Оксана Грейнер. — Тоже заключил контракт. В июле ушел, в сентябре погиб. Его родители долго искали, не могли найти. Все понимали, что он погиб, знали с какого боевого задания не вернулся. Но найти не могли. Родители надеялись, конечно… Почти через полтора года после смерти его тело домой привезли. Похоронили по-человечески».
— Семью создать не успел. Георгий был очень заботливым сыном, помогал маме. Был отзывчивым парнем, любил жизнь, имел много друзей и дружбу ценил. С началом специальной военной операции на передовую уходили его товарищи. По их примеру, будучи настоящим мужчиной, Георгий добровольно подписал контракт на военную службу, — пишут про погибшего в соцсетях.
Под постом уже открыт сбор для помощи семье контрактника. Впрочем, все некрологи в Слюдянке оканчиваются именно так — в конце обязательно указывают реквизиты, куда переводить деньги для семьи погибшего.
Вся семья Грейнер сделала на плечах татуировки с портретом Ильи. С плеча матери он смотрит, чуть нахмурившись, лицо окружено листьями, внизу надпись «мой Шалун». У отца точно такое же тату, только листья чуть крупнее и подпись гласит: «Мой маленький герой». У сестры вместо листьев просто черный контур, а на самом портрете хорошо можно рассмотреть воротник от солдатской формы. Сверху над изображением буква Z, снизу слова: «Я всегда буду рядом».
«Война без жертв не бывает, — говорит Оксана, вытирает слезы. — Я даже потеряв сына, горжусь Россией. Я горжусь своей страной. Я люблю ее. И как бы ни было плохо, больно, мы будем идти дальше. Победа будет за нами!»
P.S. В декабре состоялась сессия Законодательного Собрания региона, на строительство школы № 1 в Слюдянке выделили еще 1,3 миллиарда рублей на три года. Несмотря на решение заморозить почти все региональные стройки, школу обещают достроить.
