Курамшин знал, что в Заксобрании обсуждают реорганизацию ангарских больниц, и специально устроил пикет в это время. Рассчитывал, что депутаты и чиновники будут приходить на совещание и заметят его. Ему нужно было получить квоту на лечение в Новосибирске. Павел уже выставлял видеообращение к губернатору в своём аккаунте в Instagram, где у него 2,6 тысячи подписчиков. Тогда это сработало — он добился квоты на операцию. Пикет тоже сработал. Уже вечером Павлу позвонила терапевт из его поликлиники и сказала, что «вопрос решают». Эта поликлиника входит в состав больницы № 1, которую хотят реорганизовать: присоединить к двум другим — Ангарскому роддому и больнице скорой медицинской помощи (БСПМ).
«Мне никто не платит, я их бесплатно ненавижу»
В июне 2019 года Павел Курамшин попал в автомобильную аварию. У него были сломаны шестой и седьмой позвонки, пятый и восьмой — повреждены. Врачи БСМП сделали операцию — провели декомпрессию спинного мозга, извлекли осколки. Когда Павел пришёл в себя, ему объяснили: чтобы он смог сидеть, на днях сделают стабилизирующую операцию. Сломанные позвонки нужно было закрепить металлической конструкцией на болтах. Павел лежал и ждал. Но прошло несколько дней, операцию не делали.
Через семь дней появился пролежень на пятке. Ещё через неделю — в районе крестца. Врачи сказали, с пролежнями операцию делать нельзя. Курамшина выписали домой долечиваться и велели лежать в жёстком корсете. В медзаключении написали, что мышечный каркас развит хорошо, поэтому «стабилизирующая операция не требуется».
Пролежни он лечил дома восемь месяцев. В 2020 году получил направление на стабилизирующую операцию в областную нейрохирургию. «Приезжаю на операцию, а мне её не делают, — рассказывает Павел. — Перенаправили в Федеральный центр нейрохирургии в Новосибирск. На словах врач объяснил, что сейчас в больнице нет материально-технических средств. Болтов на меня не нашли!»
Тогда Павел и записал первое видеообращение к губернатору Кобзеву, выложил его в Instagram. Сделал это от отчаяния. Для госпитализации нужно было собрать анализы. Но в первой поликлинике сказали, что могут сделать только часть исследований. Остальные посоветовали делать «где-нибудь в другом месте — ищите». Искать не было времени и возможности: Павел не мог даже переворачиваться на бок, ему помогала мама. Видео стало вирусным и попало в несколько крупных пабликов в соцсетях. «И через три дня у меня все документы, все направления были готовы», — говорит Павел. В Новосибирск ехал двое суток на поезде, лёжа. Деньги на поездку — 220 тысяч рублей — он собрал через соцсети.
Вернулся в Ангарск сидячим. Но спустя полгода его стала мучить спастика — спазмы в мышцах, которые почти всегда возникают после травмы позвоночника. В поликлинике помочь не смогли. Тогда он снова записал видеообращение к губернатору. Через несколько дней поликлиника сделала запрос на очную консультацию для Павла в Национальном исследовательском центре имени Мешалкина в Новосибирске.
В ноябре 2021 года там Павлу поставили баклофеновую помпу. Это устройство, которое вшивается под кожу и через тонкую трубку подаёт лекарство, блокирующее мышечные спазмы, прямо к корешкам спинного мозга. Сейчас помпу нужно перепрограммировать — дозировка стала слишком маленькой. В Иркутске ни установить, ни перенастроить помпу не могут: нет оборудования и специалистов.
Курамшин самостоятельно обратился в клинику Мешалкина. Там ответили, что могут принять его только в ноябре 2022 года. «Но я не выдержу до ноября, мне всё время больно, — говорит Павел. — Или у меня печень до этого времени „навернётся“. Не справляется с огромными дозами лекарств».
Курамшин решил на этот раз не записывать видеообращение, а вышел в одиночный пикет. «Я сорок минут стоял на крыльце, смотрел, как депутаты и чиновники на дорогих машинах подъезжают, заходят в здание, — говорит он. — И хоть бы один подошёл, спросил: „Парень, а что у тебя случилось?“ Нет, просто идут мимо, не смотрят даже. Говорят, участникам митингов и пикетов кто-то платит. Знаете, мне никто не платит, я их бесплатно ненавижу».
Через несколько дней после пикета и встречи Курамшина с губернатором клиника Мешалкина перенесла госпитализацию с ноября на 8 февраля.
За объединение больниц — только чиновники
На заседании комитета по здравоохранению регионального Заксобрания, которое шло в здании правительства, пока Курамшин стоял на крыльце, обсуждали состояние ангарской медицины. Исполняющая обязанности министра здравоохранения Анна Данилова признавала: минздрав завален жалобами пациентов. И не только по Ангарску, а вообще. Счётная палата области заявила, что в 2019 году сроки ожидания скорой помощи в области выросли в 3,2 раза, а потом экспертизу её работы отменили. На пике второй и третьей волны люди ждали скорую сутками. За девять месяцев 2020 года на работу больниц написали жалобы 2 тысячи пациентов, а в 2021 за то же время — уже 3,4 тысячи.
Реорганизация больниц в регионе идёт уже несколько лет. Теперь чиновники предложили объединить три крупные ангарские больницы: скорой помощи, первую городскую и перинатальный центр. В зоне их обслуживания — 235 тысяч человек из Ангарска и района. На очереди — больницы города Братска.
Решение по ангарским клиникам было принято ещё в марте 2021 года, тогда же в минздраве создали рабочую группу. «Дорожную карту» — план реорганизации — министр здравоохранения Яков Сандаков подписал под Новый год и на следующий день ушёл в отставку. И тут выяснилось, что за объединение больниц только чиновники, а жители города, коллективы больниц и депутаты — против.
Медики перинатального центра написали обращение к президенту и губернатору, опубликовали петицию с требованием отменить объединение. За полмесяца её подписали более 3,9 тысячи человек. Фельдшер БСМП, руководитель регионального отделения независимого профсоюза медиков «Действие» Татьяна Шульга говорит, что опыт объединения больниц в других городах показывает: сокращаются зарплаты и количество медперсонала, а в итоге — объёмы помощи населению.
Главврачи всех трёх больниц тоже выступили против. На заседание их не пригласили. Но они прокомментировали ситуацию в СМИ. Главврач перинатального центра Наталья Бреус сказала, что не понимает, чем поможет объединение. Роддом укомплектован кадрами на 62%, БСМП — наполовину. После объединения, врачей больше не станет. Главврач БСМП Борис Басманов добавил, что в больнице устарело диагностическое оборудование. Обновлять его — прямая обязанность минздрава, которую он не выполняют.
Депутатам не понравилось, что о решении минздрава они узнали из соцсетей. В рабочую группу, которая была создана почти год назад, их не включили, хотя должны были по закону. «Нам дали только „дорожную карту“. Но это просто план мероприятий, там никакой конкретики, — говорит депутат Сергей Бренюк. — И даже её мы получили буквально накануне заседания. Мы полны скепсиса».
Данилова перечислила аргументы чиновников в пользу реорганизации. По большому счёту, он один: пациентам станет легче попадать на приёмы к узким специалистам и на исследования, нужно будет получать меньше направлений. Сейчас, если в поликлинике нет нужного врача или оборудования, пациента отправляют в другую больницу. Но там его принимать не очень хотят. «Говорят, вы не наш пациент. Но после объединения больниц все ангарские пациенты будут наши», — уверена Данилова. Она пообещала, что сокращать медиков не будут, только административный персонал. Но депутатов не убедила. Они требовали конкретных цифр, а их не было.
Данилова не объяснила, поможет ли объединение снизить госпитальную смертность в регионе. А она стабильно растёт. Если в 2005 году в больницах умерли 2103 человека, то в 2018 — уже 2410 человек. Среди причин — плохая маршрутизация, нехватка врачей скорой помощи и оборудования.
Такие данные приводят заведующий кафедрой геронтологии и клинической фармакологии Иркутской государственной медицинской академии последипломного образования Фарид Белялов и заместитель начальника отдела по организации медицинской и лекарственной помощи минздрава Светлана Погодаева в монографии «Медицинская демография и причины смертности населения Иркутской области».
Врачей больше не становится, зарплаты снижаются
Укрупнение больниц в России идёт с 2000 года. За 14 лет число медорганизаций в стране уменьшилось на 60%, а стационаров — вдвое. По данным Иркстата, за 20 лет число больничных коек в регионе сократилось на 10,4 тысячи.
Итоги объединения больниц уже можно проанализировать. В 2016 году в городе Усолье-Сибирское объединили городскую и детскую больницы с поликлиниками и роддомом. Тогда министр здравоохранения тоже обещал, что объединение «позволит улучшить кадровый потенциал, укрепить материально-техническую базу». На деле ничего подобного не произошло. Руководитель НПЦ «Госучёт», кандидат экономических наук Роман Ерженин проанализировал: за четыре года с момента слияния штатное расписание срезали на 10%, а фактически уволились 44 человека, или 2,2% медперсонала.
В Черемхове реорганизация шла в 2016-2017 годах. Там объединили шесть учреждений. После этого штатное расписание срезали, за три года уволились 132 человека.
В нереорганизованной БСМП численность персонала тоже снижалась, но не так сильно — на 1,7%, или 19 человек. Штатное расписание в 2018 году сократили на 12%, но потом начали снова увеличивать. Правда, врачей и медсестёр от этого больше не стало — должности остаются вакантными.
При этом обеспеченность населения врачами на всех трёх территориях примерно одинаковая — в два раза ниже, чем установленный нацпроектом показатель.
В рейтинге уровня зарплат реорганизованные больницы Усолья и Черемхова занимают нижние строчки. Ангарские медики получают больше. В первой Ангарской больнице заработок медиков в среднем в 1,4 раза выше, чем в реорганизованной Усольской.
При этом в 2020 году средняя зарплата врачей в Усольской и Ангарской детских больницах не дотягивала до планки, установленной указом президента. А зарплата медсестёр и фельдшеров ниже этого уровня во всех больницах, кроме БСМП и первой ангарской.
«Мы видим катастрофическую нехватку кадров и их утечку, — делает вывод Роман Ерженин. — Это основная проблема. Исправить её при помощи укрупнения больниц не удаётся».
«Где колхоз — там всегда бардак»
Экс-депутат думы Усолья, предприниматель Сергей Угляница попал в Усольскую больницу в 2019 году с травмой глаз. Но в больнице не оказалось офтальмолога, пришлось везти пациента на скорой помощи в Иркутскую областную больницу. «Ну и что толку, что я — „свой“ пациент? Если врача нет, то его просто нет, — говорит Угляница. — Если до объединения был один врач на две поликлиники, то после объединения стал один на весь город. Попасть к нему нисколько не легче». На приёмы к офтальмологу Сергей ездил в Иркутский диагностический центр, платно.
В 2021 году Угляница оказался в Усольской больнице ещё раз — у него был ковид. Во время пандемии под коронавирус отдали инфекционное отделение, срочно провели кислородную разводку. «Но всё остальное — это ужас. На этаже примерно 20 палат, в каждой по 4-6 человек, — говорит Угляница. — На весь этаж один душ, и тот был заколочен. Помыться нельзя. Я попросил: откройте. А мне врачи говорят — не положено: вдруг кто-нибудь зайдёт, закроется там и потеряет сознание. Но не всем же так плохо, чтобы сознание терять».
Угляница написал об этом пост в Facеbook, на него откликнулась депутат ЗС Наталья Дикусарова. Она позвонила главврачу и после этого душ открыли. «Представляете, чтобы открыли душ, должна была вмешаться председатель комитета по бюджету ЗС. Не знаю, чем лучше стало после объединения больниц в Усолье, — добавляет Угляница. — По моим ощущениям, стало только хуже — бардака больше. Имеет смысл объединять больницы по одному профилю. А где колхоз — там всегда бардак».
Профессора Высшей школы экономики Игорь Шейман и Владимир Шевский проанализировали эффект от укрупнений больниц за рубежом и в России. Они отмечают, что укрупнение приносит эффект, если объединяются больницы одного профиля. Но объединение разнопрофильных больниц почти всегда — юридическая формальность. «Результаты концентрации оказались неубедительными. Очевидного приращения эффективности они не дали», — делают вывод учёные.
Шевский и Шейман отмечают: после объединения в небольших городах остаётся только одно более-менее крупное медучреждение, к которому прикреплено всё население. Больше лечиться негде. «Пациента лишают права выбора поликлиники и врача, — говорит Роман Ерженин. — Таким образом нарушается основной принцип обеспечения развития конкуренции, который был заложен в основу системы ОМС». Именно конкуренция должна была стать двигателем развития здравоохранения. Но не стала, потому что на большей части территории страны её нет.
Зачем укрупнение нужно чиновникам
Похоже, у чиновников есть настоящая причина укрупнять больницы. Но глава минздрава Данилова о ней не говорит. Зато говорил мэр Черемхова Вадим Семёнов, когда шло объединение больниц в его городе. После передачи муниципальных больниц в подчинение области «управлять такой махиной из Иркутска» стало крайне сложно. Министру гораздо проще работать, если в городе юридически будет одна больница вместо шести. Чем меньше больниц, тем меньше нужно проводить аукционов по закупке оборудования или лекарств, меньше готовить отчётов.
«Минздрав выступает распорядителем бюджетных средств, — объясняет Роман Ерженин. — Значит, количество трансакций, которое приходится обрабатывать специалистам ведомства, напрямую зависит от количества бюджетополучателей. Чем больше больниц — тем больше заявок, платёжек, контрактов, отчётов и тем больше работы у сотрудников министерства».
В конце прошлого года Следственный Комитет возбудил два уголовных дела против чиновников минздрава по статье «халатность». Они не закупили вовремя жизненно важные лекарства для больных детей. В Росздравнадзоре пояснили: контракты были сорваны из-за ошибок при подготовке документов. «В отрасли не хватает не только врачей, но и грамотных управленцев, — добавляет Роман Ерженин. — Кадровый дефицит везде, в том числе и в самом министерстве. Пандемия только обострила ситуацию».
Не всегда «ошибки» чиновников можно объяснить халатностью. Экс-министр здравоохранения Наталья Ледяева больше года находится под следствием, её обвиняют в мошенничестве при закупке медицинских масок. В декабре СК возбудил ещё одно дело: для одной из больниц области закупали оборудование по завышенной цене.
«Фактически мы имеем модель ручного управления в здравоохранении, — констатирует Роман Ерженин. — С одной стороны, она сохраняет все признаки ещё советской бюрократии. С другой — в условиях дикого рынка она покрылась „коррупционным налётом“. Дивиденды получают структуры системы ОМС, фирмы-„прокладки“ и аффилированные с ними чиновники. При этом население страны, равно как и численность врачей, тает с катастрофической быстротой».
С 2021 года в стране действует национальная программа модернизации первичного звена здравоохранения, на неё региону выделено 11 млрд рублей. Основная цель — сделать доступной медицину в отдалённых территориях. «Но дальнейшее укрупнение больниц невозможно без снижения территориальной доступности медпомощи», — делают вывод учёные ВШЭ. «Занимаясь формальной реорганизацией, чиновники решают исключительно собственные проблемы, подменяя ими государственные задачи, поставленные перед ними руководством страны», — добавляет Роман Ерженин.
На следующий день после обсуждения в Заксобрании реорганизации ангарских больниц губернатор сказал: «Я решил этот вопрос». Он поставил процесс на паузу на время пандемии, и добавил, что реорганизация всё равно «нужна, но обдуманная».
«Он всё равно никогда не будет ходить»
В апреле 2021 года Павел Курамшин написал заявление в следственный комитет. Он хочет доказать, что врачи БСМП упустили время: сами не сделали ему стабилизирующую операцию и не направили вовремя в областной центр.
«Многие медработники негативно относятся к данному пациенту, — говорит одна из сотрудниц БСМП на условиях анонимности. — Он сел за руль пьяным, он сам виноват в своём состоянии. А теперь он не просит, а ходит и требует. Он добился баклофеновую помпу, но она не лечит, только поддерживает в нынешнем состоянии. Он всё равно никогда не будет ходить. Не пишите про него. Напишите лучше, как люди не могут попасть на операции. Знакомой необходима операция на глаза, а квоту дали только через год. Платно сделают хоть сейчас: 50 тысяч — один глаз. Но у неё нет таких денег. Или про детей с СМА. Родители через суд добивались, чтобы их начали лечить. И таких случаев — сколько угодно».
Под Новый год у Курамшина умерла мама. У неё была онкология, которую она не лечила: ухаживала за сыном. «Я приехал с операции, подарил ей цветы. Я всегда ей дарил цветы, когда выписывался из больницы. Они не успели завять, как её не стало».
Мы встречаемся с Павлом в маленькой кофейне. Потом едем в студию звукозаписи, где Павел с друзьями записывают треки. Парни играют рэп.
И в кофейню, и в студию его заносит на руках друг. Второй тащит следом складную инвалидную коляску. Недавно Павел снова начал сочинять музыку, писать стихи после долгого перерыва. «Я дышал через силу, я чувствовал запах жжёной резины. Меня трясло как псину, я не ожидал, чтобы так подкосило», — он речитативом выталкивает слова в микрофон и покачивает в такт головой.
Потом поднимает глаза, улыбается. Говорит: «Я всё равно встану, я маме обещал». Рассказывает, что в Крыму есть уникальная клиника восстановительной медицины, в которой подняли на ноги его знакомого по соцсетям. Он мечтает туда поехать. А пока объявил сбор у себя в Instagram, ему нужно собрать 160 тысяч на дорогу и проживание в Новосибирске для себя и сопровождающего. Иркутская область по итогам 2020 года заняла второе место в СФО по уровню первичной инвалидности.