2 020 км

«Стреляют в затылок, а трупы — в яму»

Бывший конвоир НКВД рассказывает о расстрелах в Колпашевской тюрьме

Воспоминания бывшего конвоира НКВД в Колпашеве Ивана Старикова были записаны 30 лет назад, в 1989 году. Они хранятся в архиве томского музея «Следственная тюрьма НКВД». Стариков числился в НКВД с 1935 по 1939 год в звании сержанта. Конвоир рассказывает, как расстреливали заключённых и кто это делал.

«Услышал, что его приговорили к высшей мере, упал в обморок»

— Колпашевская тюрьма была деревянная, двухэтажная, на окнах деревянные козырьки. Находилась в районе сгоревшего Колпашевского педучилища, а КПЗ (камера предварительного заключения — ЛБ) — за забором в городке Окружного отдела НКВД. Помимо расстрелов, в КПЗ были и этапы. Зимой 1937 года отправляли этапы. Их формировали и отправляли в Томск, в тюрьму. Там мы арестованных и сдавали.

С октября 1935 года по апрель 1939-го служил конвоиром в конвойном взводе НКВД города Колпашево. Конвойный взвод состоял из 40 человек, командир взвода — Севастьянов, ему тогда было 30 лет. Был еще кавалерийский конвойный взвод, там же, при НКВД. Тоже из 40 человек, а командиром был Метла.

Березовский лагерь я знаю. Начальником лагеря был Гонда. Лагерь находился ниже деревни Петропавловка. Километрах в 5-6 от неё, на реке Когатинка, от Колпашева в 30-35 километрах. Лагерь существовал в 36-38 годах. Он был пересыльный, мужской. Там сидели уголовники и осуждённые по 58-й статье. Там лес заготавливали, мебель делали, строительные работы выполняли.

Нарымский окружной отдел НКВД состоял из двухэтажного здания управления. КПЗ находилось внутри городка НКВД. Там же конюшни, стрелково-спортивные площадки или стадионы. Это всё было соединено забором с вышками, а рядом находились дома и общежитие сотрудников НКВД, клуб «Динамо». Это на улице Дзержинского, почти на пересечении с улицей Стаханова.

Из конвоиров помню Колотовкина Гаврилу Флегонтовича, сначала служил в конвое, затем в охране тюрьмы. Он сам пострадал от репрессий. Весной 1937 года он передал записку зэку с воли. Это увидели, его осудили, дали ему восемь лет тюрьмы. Конюхом в конюшне работал Шкотский, а его сын Захар служил в конвое. Он вместе с Колотовкиным передал эту несчастную записку. Судили их в клубе «Динамо», судом Военного трибунала. Так вот, когда огласили приговор, а мы такого не ожидали, сын Шкотского услышал, что его приговорили к высшей мере наказания, и упал в обморок. Потом его расстреляли.

Это всё было нам строго запрещено, всякое общение, даже надо было не показывать, если знаешь арестованного. А то последствия могли быть самые непредсказуемые. Мне пришлось как-то среди этапируемых увидеть двоюродного брата. Так вот, я боялся виду показать, что знаю его, или как-то проявить это. Полпути из Колпашева в Томск прошли уже, а там на ночёвке отделили группу, за водой сходить, в ней оказался мой родственник, и когда набирали воду в проруби, я подмигнул брату ободряюще. И всё. Нельзя было.

«Многие в расстрельной команде были в белых халатах»

— В расстрелах активную роль играл Белослюдцев, он тогда уже перешёл на работу в Особый отдел НКВД. Ему было примерно 50 лет. Полноватый, белёсый, он играл при расстрелах роль «врача».

Я почему говорю о расстрелах в Колпашеве в 37-38 годах так спокойно? Потому что я в расстрелах участия сам не принимал, так как не был членом Коммунистической партии. А расстреливать доверялось только коммунистам. Это называли «спецзаданием» или «особым заданием», и допускались только коммунисты. Комсомольцам и беспартийным это не доверяли. Так что конвоировать — конвоировал, а не расстреливал.

Вообще, о расстрелах было говорить не принято, а мне под большим секретом рассказал Григорий Трифонов, тоже конвоир, он к расстрелам привлекался часто. Это было так: вроде арестованных готовят к этапу в Томск, а перед этапом надо пройти медицинское освидетельствование. А медицинское освидетельствование проходят в КПЗ. Проводят осуждённого в КПЗ, там говорят раздеться до нижнего белья.

Многие в расстрельной команде были в белых халатах, чтобы, значит, не заподозрили приговорённые и эксцессов не произошло. Там камера, а под ней яма вырыта. Вот и приказывают рот открывать и в этот момент стреляют, он и падает в яму. Иногда говорят стать на весы под планку измерения роста и расправить плечи, а голову выше поднять. Затем из-за ширмы делают выстрел в затылок, а трупы — в яму.

Песочком кровь присыпят — и следующего, а когда свяжут руки за спиной, в расстрельную камеру заведут, в рот кляп запихают — и из нагана в висок или затылок. Обычно применяли малокалиберную винтовку, иногда табельное оружие, пистолеты и револьверы, изредка трёхлинейки. Камер в КПЗ было шесть, а под каждой яма, вот так и забили их трупами. Одну заполнят, засыпят, пол настелят и следующую камеру.

Откуда доски, толь и известь в могилах? Ну, там партию расстреляют, а яма в камерах не заполнена, вот известью засыпят, чтобы зараза не распространялась и запах гниющего от трупов. Сверху толь кинут, доски и до следующего расстрела. И так пока яма не заполнится. Потом земличкой присыпят, доски настелят, и в следующую камеру. Вот в 1979 году Обь и вскрыла одну из могил с известью и досками. Потому и сохранились, что известка гнить не давала мертвецам. А в 37-38 годах от забора городка НКВД до берега Оби было метров 100, да от забора до стены КПЗ еще 10 метров.

«Покорные все были, не понимали, что с ними будет»

— Стреляли ли ещё и закапывали в других местах? Да. И на территории городка НКВД, за забором, он из трёхметровых досок состоял, вплотную сбитых. Говорили, что и за городком сразу, где пустырь был, стадион так называемый, там не огороженная забором, за пределами забора конюшня НКВД стояла. Говорили, что расстреливали и в других местах от Колпашева, чтобы внимание жителей не привлекать.

Сопротивлялись ли обречённые? Нет, про такие случаи Григорий Трифонов не говорил. Покорные все были, так как не понимали, что с ними будет. Вот эти-то ямы и вскрывались, когда берег обваливался, в том числе и в 1979 году. Ну, да это не последняя, там ещё есть. Обь еще подмоет.

Иллюстрация: Катя Симачёва
Иллюстрация: Катя Симачёва

Одежду убитых летом закапывали там же, на территории НКВД, а зимой грузили на сани и везли на луга, за Саровку. Везли на лошадях, а там сжигали. Там у работников НКВД были покосы и место для пикников. Там землянка была выкопана, так вот в ней двух учителей расстреляли, а землянку обрушили. Это километров 15 от Колпашева.

Зимой использовали тракторные сани. На санях будка, в неё грузили человек 30, ночью, и увозили, вроде как этап, на 2-3 день сани возвращались. Это увозили за город и там расстреливали где-то. Говорили, на озере, на льду, а весной озеро вскрывалось и то, что не сгорело, а после расстрела одежду сжигали, да и трупы тоже, всё под воду уйдет. Получается всё шито-крыто.

В 1937 году сани и трактор работали постоянно. Официально говорилось, что тракторный этап зэков увёз, сдал там и вернулся. Ну, это даже по времени не могло получиться. Я уже говорил, что к этой «секретной работе» привлекали только партийных. В расстрелах участвовали Волков Петр Иподистович — конвоир, Родиков Анатолий Игнатьевич — конвоир, Трифонов Григорий — он погиб в Великую Отечественную войну на фронте.

«Присвоил себе шубу расстрелянного, ходил в ней»

— Весной 1938 года начальника Окружного отдела НКВД Степана Мартона взяли, вызвали в Новосибирск. И там арестовали. Его обвинили в том, что поддерживал письменную связь с родственниками, проживающими в Будапеште, и покровительствовал антисоветским элементам. Потом, после 18 месяцев содержания под стражей и следствием, освобождён за недоказанностью.

Когда у нас узнали, что Мартон арестован, собрали митинг на улице. С обвинительно-разоблачительной речью выступил первый секретарь Нарымского окружного комитета партии Карл Левиц. Призвал к бдительности, а через неделю его самого взяли. Тоже был арестован. Мартон отсидел год, оправдали, выпустили, да ещё всё денежное содержание выплатили. Он вернулся в Колпашево к семье, но в НКВД больше не служил. Он потом сделал семье другие паспорта и в Новосибирск уехал жить. И там в конце 50-х годов умер.

Кого ещё я знал из сотрудников НКВД? Окороков — служил конвоиром в 1936-1937 годах, Востриков — оперуполномоченный НКВД, Ямщиков — собаковод при НКВД, Калинин — оперуполномоченный, Коркин — оперуполномоченный. Попов Леонид и Тараненко Серафим работали на коммутаторе НКВД, Крылов Дмитрий Спиридонович работал тоже на коммутаторе, затем ушёл из НКВД, в 1978 году проживал в селе Иванкино. Смирнов — начальник уголовного розыска при НКВД, а затем его откомандировали на повышение в Томск. Мурзин Василий Иванович — начальник отделения в кавалерийском конвойном взводе. Сутулов Ефим — командир конвойного отделения, Большаков — сотрудник НКВД.

Шалдо — политрук кавалерийского конвойного взвода. Он присвоил себе шубу расстрелянного, не сжёг, ходил в ней по Колпашево, жена расстрелянного увидела на нём эту шубу, шубу мужа. Скандал был, а Шалдо выгнали из НКВД, уволили.

«За два часа расстреливали 30 человек»

— Кто арестовывал? Брали арестуемого 1-2 опера и конвоир. Конвоир следил за порядком, охранял, помогал делать обыск, затем сопровождал арестованного. Это в Колпашево. И днём, и ночью. В 1937 году милиция привлекалась к оперативной работе. Вся.

Свидания арестованным давались редко, это тоже делалось в оперативных целях, успокоить арестованных, родных арестованных, ну и чтобы правду не узнали.

Расстрелы шли под утро. За два часа расстреливали 30 человек. Их содержали в здании НКВД, а там выход к камерам предварительного заключения. Мы охраняли их в НКВД. Из КПЗ приходил через определённое время или надзиратель, или работник НКВД, или кто-нибудь из конвоиров, допущенных к «секретной работе», и забирал на медицинское освидетельствование другого очередного арестованного. И через эту дверь уводил в КПЗ, а там уже стреляли, затем за следующим. И так всех. Потом придут и нас отпустят. Со словами «Конвой свободен» или «Спасибо, товарищи, вы свободны». После расстрелов у них часто пьянки устраивались, водки на это не жалели, она как бы в паёк входила им.

К «секретным заданиям» привлекались также Шалдо, Севастьянов, Сутулов Ефим, Метла и работники НКВД. Оперов и начальство привлекали, когда был большой расстрел. Все партийные. На допросы водили в управление НКВД и днём, и ночью.

В конвоиры шли не по призыву на действительную военную службу, а как бы на работу устраивались. Все конвоиры были местные, чтобы кулаков или других врагов в роду не было. В основном из близлежащих посёлков.

Я и потом из милиции не ушёл, долгое время работал участковым инспектором. Но в «спецзаданиях» участия не принимал, чист в этом, потому и рассказал всё, что знаю.

Следите за новыми материалами