Подъезжают три микроавтобуса. Из первого выходит водитель, приглушённым голосом командует: «Быстрее, давайте, по 15 человек рассаживайтесь, пока никто не увидел! Быстрее, быстрее!» Толпа бежит по машинам, толкаются. В спешке женщины целуют мужчин. Именно мужчины садятся на большинство мест в микроавтобусах. Провожающих водители просят разойтись, не привлекать внимание. Пассажиров — не выходить из машин. Автобусы ещё несколько минут стоят, водители что-то обсуждают, садятся. Отъезжаем.
Колонна едет в Монголию. Мужчины уезжают от мобилизации.
Сразу после выезда из города первая остановка. Водитель выходит из машины. Стоим несколько минут. Никто не спрашивает, почему не едем дальше, не возмущается. В автобусе тихо. Разговаривают между собой шёпотом только те, кто едет вместе. В нашем микроавтобусе это парень с девушкой, двое мужчин за 30, двое молодых парней. Остальные одиночки. Наконец водитель заглядывает в салон: «Кто не оплатил двое? Пока не оплатите, не поедем!»
Билет от Улан-Удэ до ближайшего монгольского города Сухэ-Батора стоит четыре тысячи рублей. Дальше ещё за 2000 рублей желающие могут доехать до столицы — Улан-Батора. В этот день набралась группа 45 человек.
Должников нашли в других машинах. Колонна тронулась.
«Не верите — не платите!»
В микроавтобусе висит схема и номер городского маршрута. До мобилизации он возил людей по Улан-Удэ. Сейчас эту машину у хозяина арендовал предприниматель Александр, который несколько лет живёт в Улан-Баторе. Основной его бизнес — отель в монгольской столице. После 21 сентября появилось новое дело — аренда автобусов для вывоза россиян из страны.
Такими перевозками занимается не один Александр. Желающие уехать из России находят чаты в разных мессенджерах, где предлагают подобные услуги. Место, откуда поедут автобусы, заранее не известно, его сообщают за два часа. Время выезда тоже постоянно сдвигается.
С организатором лично никто не знаком. Из чата можно узнать только имя. Ни фото, ни фамилии нет. Номер скрыт. Добавляйся (пускают всех), вноси своё имя в список на нужную дату, переводи деньги на указанный телефон. Доказательств, что деньги отправляешь не мошенникам, никаких. Только отзывы тех, кто уехал раньше. Тоже анонимные. Многие сомневаются. Ответ администратора простой: не верите — не платите!
Тихо, темно, окна тонированные, проход завален сумками. «Остановка в туалет будет?» «Только в Кяхте!» — отвечает сопровождающая группу девушка с бурятским именем Оюна.
До Кяхты три часа дороги, 230 километров.
Чуть больше, чем через час, машина останавливается. Гусиноозёрск. Третий по численности город Бурятии с населением 24 тысячи человек. От Улан-Удэ отъехали на 110 километров.
На остановке переминаются с ноги на ногу пожилые мужчина и женщина. С первого сиденья встаёт высокий парень лет 25, в очках, стрижка под ёжик, перепрыгивает через сумки и выходит к ним. Низенькая мать торопливо обвивает руками за шею. Отец суёт в кулак купюру. Он быстро целует их в щёки, вырывается, прыгает обратно. «Мы тебя любим!» — кричит мать так, будто вокруг никого нет. И машет-машет-машет, пока машина не скрывается из виду.
По данным, собранным Людьми Байкала, как минимум 10 военных, погибших в Украине, родились или жили в Гусиноозёрске.
«В бой зашли 100 человек, вышли 20»
Пытаемся осторожно поговорить с пассажирами: «Почему уезжаете? Уже повестку получили?»
«Нет! Но дожидаться не стал!» — 37-летний Евгений (имя изменено — ЛБ) едет из Забайкалья. Женат, есть дети и родители. Говорит, что уехать решил после разговора со знакомым, вернувшимся со «спецоперации».
«Парню 22, он столько порассказывал оттуда. В бой зашли 100 человек, вышли 20. Обмундирования и снаряжения нет, поэтому он подумывает вернуться в Украину, но уже в составе ЧВК Вагнера. Он с ними встречался там, говорит, упакованы, вооружены. И он так хочет. Работать в миру — не вариант, деньги не те. Я, конечно, читал о том, что там происходит, но с очевидцем пообщался впервые».
На сколько времени едет в Монголию, будет ли перевозить жену и детей, Евгений пока не понимает. Едет в никуда, остановится в хостеле. Номера в аренду предлагает тот же Александр, что везёт на автобусе. Цена — 600 рублей в сутки. Для работы Евгению нужен только хороший интернет, он договорился с руководством своей компании, что будет работать удалённо.
27-летний Баир (имя изменено — ЛБ) из улуса в Баргузинском районе Бурятии. Работает в Улан-Удэ, устанавливает натяжные потолки. После начала мобилизации из их улуса забрали почти всех мужчин. Приходили ночью, говорит Баир. В Монголию он едет с товарищем. Они последние из деревни, за кем пока не пришли. Остановятся в хостеле. Работу будут искать на месте.
«Я не понимаю, зачем воевать, — шёпотом говорит товарищ Баира. — 21 век. Я смотрю телевизор и не понимаю, зачем. Что-то говорят, а я ничего не понимаю. Я не хочу воевать. Говорят, что все мы, буряты, поддерживаем войну. Я не знаю, кто поддерживает. У нас никто не поддерживает».
«С нами едут журналисты! Будьте осторожны!»
«Зачем вы нам такие вопросы задаёте? Вы журналист! Я слышу, что вы журналист! Вы нас записали! Вы понимаете все, что нас записали? — вдруг кричит на весь салон Евгений. — В машине журналист! Я сейчас заберу у вас телефон и высадим вас прямо здесь! Мне пофиг, я всё равно за границу выезжаю!»
Организатор Оюна звонит Александру, он кричит на нас в трубку: «Кто вам дал разрешение сесть в автобус? Вы понимаете, что я отвечаю за всех мужиков в группе? Я сейчас скажу мужикам, они заберут у вас телефоны и высадят вас! И вы их уже не найдёте!»
Оюна фотографирует нас. Отправляет фотографию в чат с предупреждением: «С нами едут журналисты! Будьте осторожны!» Почему нас нужно бояться, не уточняет.
Евгений громко говорит: «Это урок всем! Ни с кем нельзя сейчас разговаривать!»
Все остальные сидят тихо. Во время перепалки ни один не говорит ни слова, глаза опущены, лица скрыты в тени. Никто не хочет привлекать к себе внимание.
«Проехали все, кроме одного»
Машина останавливается, резко открывается дверь. Спор затихает, как будто ничего и не было. В салон заглядывает пожилой мужчина в тёплом костюме защитного цвета, с фонарём в руке, на лице медицинская маска. «Проверка документов! Предъявите паспорта!» Кяхта. Приграничный город. У каждого въезжающего сюда проверяют документы. Российские паспорта смотрят прямо в машине, из наших рук.
«Куда едете?» — грозно звучит вопрос. В салоне тишина. Несколько голосов тихо вразнобой отвечают: «В Монголию». «Все в Монголию?» Тишина. «Нет, я в Кяхту» — кто-то сообразил. «И я». «И я». «А вы куда?» — это Баиру. Кажется, что пограничник играет с нами. За эти тревожные дни он проверил не одну сотню машин с мужчинами. Случайный выбор. Тишина. «В Монголию», — говорит Баир тихо. Страшного «зачем» не прозвучало. Наоборот: «Счастливого пути!»
За окном темно. Проехали ещё немного. Граница и пересадка в монгольский автобус.
Мы остаёмся ночевать в Кяхте.
Автобусы в очереди через границу не стоят, в отличие от машин. Пассажиры нашего микроавтобуса в шесть утра 26 сентября были в Улан-Баторе. Несколько человек в чате поблагодарили организаторов.
Александр резюмировал: «На границе всё спокойно. Проехали все, кроме одного. У человека оказался просроченным загранпаспорт. Проверьте внимательно всё!».
«Кяхтинских на границе нет»
Понедельник, 26 сентября. 7:30 утра. Кяхта. Автомобильный пункт пропуска «Кяхта-Алтанбулаг». В очереди больше 80 машин. Сосчитать точно их невозможно, подъезжают, уезжают, стоят справа и слева. Регионы на номерах разные: 03 (Бурятия), 38 (Иркутская область), 199, 177 (Москва), 25 (Приморский край).
У самого шлагбаума около 20 машин с монгольскими номерами. Машин с буквами Z или V на стекле нет ни одной. Хотя за пару дней до этого в местных чатах обсуждали, что в очереди попадаются и такие.
«Такси! Такси! Такси!» — кричат женщины-монголки, увидев любого приближающегося и бросаются к нему навстречу. Отсюда до Сухэ-Батора берут всё те же 4 тысячи рублей. Дежурят у границы с вечера.
Сотрудница платного туалета (цена 30 рублей) сочувствует нам: «Вы туристы? Вот попали! Сегодня шестой день так! Обычно быстро все проезжают! Сегодня зачем-то гаишники стоят здесь, никогда их не было. А вон тот мужчина мне рассказывал, — показывает в середину очереди, — с 12 ночи здесь стоит. Больше семи часов! И по 20 часов стоят! С 8.00 до 9.00 будет пересменок, никто не проедет, будете долго ждать».
До 8:00 за шлагбаум пешком проходят пассажиры большого автобуса Granbird, в основном мужчины. Движение замирает на час. Рассматриваем народ. Сиденья разложены, пассажиры и водители спят. На передней панели одной из машин женские и детские ноги в носках.
Вдоль машин на асфальте мусор: окурки, кожура от банана, одноразовые стаканы, пакеты. Урн нет. В «мирное» время они здесь не нужны, хватает баков у шлагбаума. Дежурит бродячий чёрный пёс с торчащими рёбрами, в ухе жёлтая клипса. Сейчас проезжающих много, ему перепадают куски.
Женщина с совком и веником сметает мусор вдоль машинной очереди, мужчина носит за ней мешок. «Б***дь, мало того, что сбегают, ещё и мусорят!» — ворчит она.
Местные, жители Кяхты, гордятся тем, что в очереди стоят приезжие. В городском чате в Telegram люди пишут: «Кяхтинских на границе нет. Тут в каждой семье брат, друг, муж на СВО. Бегут городские, иркутские, с бородками, постриженными аккуратненько. Автобусы приезжают к „Слободе“ (кафе у границы — ЛБ), ребята в монгольские пересаживаются. Вчера наблюдала за ними. Молодые все, красивые ребята. Пусть уж бегут сейчас, чем с таким плечом к плечу идти в бой. Трухнёт или перейдёт на сторону врага».
Основным градообразующим предприятием города с населением меньше 18 тысяч человек давно стала войсковая часть № 69647. Здесь у каждого кто-то из семьи служит. Постоянные темы чата «Кяхта» — плохие дороги, ветхие автомобильные мосты, посылки военным и некрологи. Они появляются всё чаще.
Супермаркет «Титан», недалеко от границы. Очередь из приезжих. Сюда бегут за водой и сигаретами. Кассир — местный парень чуть за 20 в форменном салатового цвета жилете. На лице медицинская маска. Местный нетрезвый мужчина лет 50 покупает бутылку водки. Они перекидываются парой фраз: «Ну чё, встретимся в Европе?» «Встретимся!» «Тоже получил?» «Ага».
Из-за шлагбаума неспешным шагом выходят две женщины. Они идут на каблуках как по подиуму. Тёмно-зелёные одинаковые юбки-карандаши. Сумочки. Элегантные форменные жакеты. Пограничницы. Пересменок. Надменными взглядами осматривают толпу, садятся за руль машин, припаркованных рядом, уезжают.
Несколько веков назад через этот город проходил Великий чайный путь. Кяхта считалась городом богачей. Теперь путь через Кяхту прокладывают от отчаяния.
По статистике ЛБ, как минимум 66 военных из Кяхты погибли в Украине с начала «спецоперации».
«Мы вас перевезём, а дальше — сами»
В 9:00 у границы начинается бурное движение. Одно за другим подъезжают такси, из них выходят мужчины. Русские и буряты, в рабочем и ярком, с длинными волосами, стильными бородками, короткими стрижками, бритыми подбородками, полные и худые, 20-летние и те, кому явно за 40. «Такси! Такси! Такси!» — встречают их громко монголы.
Очередь просыпается. Выбегают дети. Возле машины с отцом играют девочка лет трёх, мальчик лет шести. Дети бегают и громко хохочут. Плачет младенец на руках у высокого мужчины. Из машины выходит мать, берёт ребёнка на руки.
Мама с дочкой лет пяти идут к единственному кафе «Слобода», ближе к границе. Внутри тепло. Шесть деревянных столов. Изучают меню. «Пойдём, папу спросим, что он будет», — говорит мать. Девочка просится в туалет. При кафе он есть бесплатный, но уличный. Холодно. До платного, тёплого, надо бежать в конец очереди.
Из такси выходят четверо мужчин: двое молодых с чёрными, аккуратно стриженными бородками, с большими сумками, и двое пожилых с седыми бородами. Разговаривают с кавказским акцентом. Молодые занимают места в одном из монгольских такси, кладут в багажник сумки. Вполголоса разговаривают. Пожилой обращается к монголке: «Они скажут, что на свадьбу едут. Есть у тебя родственник? Скажи имя? Помоги».
«Сами! Сами! — отмахивается она. — Мы вас перевезём. А дальше вы сами!»
Шлагбаум открывается. Движение. Молодые мужчина и женщина быстро целуются. Он бежит во вторую по счёту машину с монгольскими номерами. Она смотрит вслед, встав на носочки на бордюр. У неё длинный, чёрный как смоль хвост из волос, тонкая талия, ярко-синяя короткая куртка, джинсы, на голове кепка, через плечо маленькая сумочка. Пропускают только одну машину. Шлагбаум закрывается. Парень снова выходит из такси. Стильная куртка песочного цвета, на голове кепка почти как у неё. Кроссовки у них одинаковые. Они снова стоят вместе.
Две пожилые женщины бросаются к открытому окну монгольского такси, долго машут в него, отходят. За шлагбаум опять проезжает всего одна машина. Женщины возвращаются к окошку такси, стоят рядом, продолжают разговор с тем, кого провожают.
У шлагбаума становится тесно. Все смотрят в сторону Монголии. Не видно ничего. Шлагбаум, кирпичное здание КПП. А за ним — бескрайние степи.
Рядом с автомобильным пунктом пропуска старинная Воскресенская церковь начала 19 века. На горе вдалеке белеет буддийская ступа. Они тоже как будто говорят: «Сами… Дальше сами».
«Когда-нибудь мы хотим вернуться»
27 сентября. Утро. Александр в чате отчитывается: «На границе всё спокойно. Прошли все, кроме двоих. У них были обнаружены долги. Проверяйте всё на „Госуслугах“!»
И дальше отзыв: «Небольшой отчёт от счастливого клиента! Организация всего процесса очень чёткая! Всем удачи и беспроблемного пересечения границы. Фёдор».
Мы созвонились. Фёдор не называет свою фамилию, но о жизни на новом месте разговаривает охотно. По ту сторону границы журналистов уже не боятся.
«Устроился в Улан-Баторе хорошо. Мне повезло: снял одноместный номер в отеле за 55 тысяч тугриков в сутки (997 рублей — ЛБ). Это дёшево. Наш отель уже забит русскими, но жильё ещё найти можно: предлагают хостелы, квартиры. На улице ко мне много русских подходят пообщаться.
Монголы реагируют на нас хорошо. Безумно благодарен им за это. Видел несколько косых взглядов. Но их можно понять. Азиаты в России тоже сталкиваются с ксенофобией. Знаю, потому что моя супруга — азиатка, она родом из Улан-Удэ. Живём мы в Москве, и она с этим постоянно сталкивается. Единственная у меня проблема здесь — со знанием языка. Объясняюсь на пальцах, на картинках, некоторые немного понимают по-русски.
Я приехал один, потому что уезжал в экстренном порядке. Если бы позавчера мне сказали, что сегодня я буду в Монголии, я бы рассмеялся. Вообще мы давно планировали уехать из России — с тех пор, как война началась. Но мы не миллионеры, надо было что-то продавать… Мы это постепенно делали. И вот 21 числа — мобилизация. Я ограниченно годен. Но я всю жизнь жил в этой стране и знаю, что то, что говорят по телику, не означает, что так будет фактически. Поэтому понял, что надо быстро уезжать. К тому времени авиабилеты стали по полмиллиона. Мы начали мониторить цены, и вдруг выскакивает билет „Москва — Улан-Удэ“ за 30 тысяч. У нас трое детей. Надо было денег семье оставить, я взял по минимуму и полетел.
Родственники жены встретили, отвезли в точку сбора. Оттуда до Кяхты, потом на монгольском автобусе до Улан-Батора. Я дизайнер, но всю жизнь занимался автобизнесом. В Монголии я работу искать не буду, у меня планы уехать отсюда на другой континент и воссоединиться там с моей семьёй.
Мы хотим, конечно, вернуться в Россию когда-нибудь. Но уже гражданами другой страны. На всякий случай. Потому что наши красные паспорта сегодня делают нас изгоями. Делают нас немцами после 45-го года».
28 сентября. Александр отчитывается в группе: «Очередей на границе нет. Можете ехать на машине. На сегодня группа не набралась. Кто хотел, уехал».
На обратном пути в маршрутке до Улан-Удэ проезжаем войсковую часть. На плацдарме много военных. В этот день, 27 сентября, туда как раз приезжал глава Бурятии Алексей Цыденов. Видео его выступления перед мобилизованными опубликовано в группе города. Он произносит речь:
«У кого жена одна осталась, нужно помочь дровами или сеном, говорите — поможем. У кого родители больные остались одни, говорите — записываем, закрепляем соцсопровождение, будут люди приходить, постоянно навещать, продукты покупать, дома убираться. Мы вас ждём дома! До свидания!»
Строй аплодирует.
Водитель нашей маршрутки, мужчина лет 30, поравнявшись с войсковой частью, убавляет музыку. Берёт в руки телефон: «Здорово! Ну как ты, братан? Нормально? Уже говорят, когда на полигон? Ну давай! Звони, если что!»
Музыка снова играет громче. Дорога. Голубое небо. Золотые деревья. У обочины баннер с флагом России и фото молодого мужчины в форме с медалью на груди. Надпись: «Басанов Бато Валерьевич. 13.10.1996 — 14.03.2022. Помним, любим, гордимся. Навсегда в наших сердцах!» За баннером двухэтажный барак и серые тёмные наклонившиеся заборы.