— Вообще кошмар какой-то происходит. Я уже так устала от всего этого. Сил нет никаких. Даже не представляю — когда мои дети вырастут, будут ли они благодарны маме-истеричке, которая постоянно на нервах.
Коле повестка пришла в сентябре, он был как раз на вахте, он бульдозерист. У нас в администрации родственница работает, она позвонила, сказала, что Коля — в списках. Он быстро ко мне в Балаганск приехал, потащил в ЗАГС — мы четыре года живём вместе, но так и не были женаты. После регистрации Коля хотел уехать обратно на вахту, а там будь что будет — если принесут повестку, тогда пойдёт. Но родственница передала наш номер в военкомат, оттуда стали звонить, угрожать: если Коля будет прятаться, то за ним придут с полицией. Он-то не особо хотел на войну идти. А кому охота. Но пришлось.
Мы уже знали, что там происходит. У меня родственник, мальчишка, попал туда год назад. Потом вернулся, контракт разорвал. Он тоже рассказывал, какой там на войне бардак.
До декабря у Коли были учения в Новосибирске и Югре. Потом их отправили в ДНР. Сначала они там сидели в заброшенном доме. 11 человек там было — из Балаганского, Усть-Удинского, Нукутского районов. Порядок в доме навели, печку где-то нашли, кровати. Баньку мало-малешную сделали. Потом их отправили куда-то в сторону Авдеевского укрепрайона. И они там сидели то в окопах, то в подвалах. Бомбёжки постоянные, выйти нельзя. Он мне звонил, кричал: спасите-помогите. Три недели прошло, их сейчас вывезли в тыл, вернули в тот дом. Правда, всего пять человек вернулось. Остальные — ещё там.
«Пьяненький был конкретно»
— Коля вообще у меня очень спокойный. Родители всегда его называли «молчун». Если надо что-то узнать, придётся три раза спросить. А вчера мы с ним разговаривали — он такой прям эмоциональный. Рассказывает, рассказывает — не остановить. Я бы, наверное, его не узнала, если бы не видеосвязь. И пьяненький был конкретно. Я была в шоке.
Когда Коля раньше приезжал с вахты домой, он брал пару бутылочек пива по 0,5. Я сама почти не пью. Ну ладно, ходила вокруг него, но молчала: он же с вахты приехал, всего пара бутылок, ничего страшного. А тут [на войне] они все пьют. Мне прислали фотографию: у них там водка, пиво на столе. Видимо, стрессак снимают. Сам Коля мне про это не рассказывает, знает, что я буду нервничать.
Больше всего я боюсь, что Коля вернётся и будет злоупотреблять алкоголем. Он на фронте завёл себе друга. Этот друг жил недалеко от нас в Балаганске. Раньше мы никогда не общались. Теперь они прям друзья-друзья. А этот товарищ очень сильно много выпивает. Жена его даже кодировать пыталась. Ну я переживаю в общем.
Дай бог, чтобы муж вернулся. Но какой он теперь вернётся — неизвестно. Какая психика у него будет? Он же там видит кошмар. Коля рассказывал про парня из Свирска (город в Иркутской области — ЛБ). Его ранили, не могли вытащить из-под обстрела. Семь часов пролежал — так и умер. Ребята ходят там прям по трупам, потому что невозможно перешагнуть. Танки бомбят, артиллерия херачит, дроны летают, скидывают взрывчатку. Коля говорит — сидим в окопе и не дышим, гадаем — попадут или не попадут. Выскочил хохол, который за ДНР, и ему через секунду с той стороны снайпер — в глаз. И пипец, говорит, рядом труп лежит.
Пока я не заметила, что у Коли появилась какая-то агрессия. Он не ожесточился, но как-то резко стал отвечать. Я слышала, что там химические атаки происходят, спросила его про это. Он говорит — да, происходит. Я говорю — так ты зачем от противогазов избавился? Им выдали, а он один выкинул, а второй домой отправил. А Коля мне — а толку-то от них! И так резко мне ответил. Сказал, что если скинут бомбы с газом, то им противогазы не помогут. Типа пока будут надевать, они задохнутся и умрут. Всё объяснил. Но он так раньше со мной не разговаривал.
Думаю, Коля уже привык к войне. Адаптировался или чё. Он мне рассказывал, что в соседнем подвале сидели ребята из других районов Иркутской области. Молоденькие парнишки по 20 лет. Бомбёжка сильная началась, и они завизжали от страха. Слышно было по рации. Так наши парни посмеялись над ними. И сказали, чтобы молодые не паниковали. Успокаивали так.
Когда Колю с ребятами вывезли в тыл, их командир заикнулся об отпуске [для мобилизованных]. А Коля и другие ему говорят — какие на фиг отпуска, если наши парни там, на передовой. Коля мне об этом вот вчера рассказывал. Я говорю — Коля, ты что, не отказывайся. Пока они составят эти списки, пока утвердят. «Нет, — он мне говорит. — Пока наших парней оттуда не вывезут, мы не согласны». Я говорю — а ничего, что мы тут переживаем, я одна с двумя дочками. Ну, он мне опять — про парней да про парней.
«Малая орёт, старшая плачет»
— Мы четыре года вместе живём. Коля очень добрый, за это время мы ни разу не ругались. С первой он жил, у них были постоянные скандалы, ругань, драки: он любит охоту, а она не отпускала его. Меня он ни разу не оскорблял, даже дурой не называл. Самый лучший, идеальный человек для меня.
От первого брака у меня есть дочка, ей восемь лет. С Колей мы мечтали об общем ребёнке. В 2020 году я забеременела, но малыш мёртвый родился. И в 2022 году опять забеременела. Коля бегал, трясся надо мной, не дышал. Кровотечения у меня без конца и края открывались. И тут его ещё мобилизовали. Я так ревела, так мне страшно было. Потом, когда Коля был на учениях в Новосибирске, я немного успокоилась. И в декабре дочку родила. Колю отпустили на несколько дней.
Потом он уехал, отправили их уже на фронт. И я на нервах постоянно. Я стараюсь как-то себя сдерживать, ведь молоко может пропасть. Но маленькая вместе со мной ревёт, не спит. На прошлой неделе Коля позвонил — говорит, вытаскивайте нас оттуда, помогите-спасите. Я тогда усыпляла дочку, было одиннадцать ночи. С Колей поговорила — как давай реветь. Дочка проснулась, и до трёх ночи я её успокоить не могла.
Я стараюсь себя сдерживать, но иногда срываюсь. Когда делаю со старшей дочкой уроки, бывает, ору на неё. Она часто спорит со мной, а у меня терпения не хватает. Очень устаю. Утром проснулись — надо маленькую бросить одну дома, старшую довести до школы, потому что кругом собаки. Трясусь всю дорогу, переживаю. Сил уже никаких. Вечером маленькая плачет так, что не даёт элементарно почистить картошку, чтобы старшей пожарить на ужин. Малая орёт, старшая плачет, что кушать хочет. Очень тяжело.
Хожу, думаю — прости меня господи за такие мысли — пускай Коле руку-ногу оторвёт, но чтобы он живой вернулся.
Старшая дочка скучает по Коле. Они хорошо общаются, она иногда называет его папой. Такое стихотворение ему на 23 Февраля сочинила: «Поздравляю я тебя, самый лучший ты, родной, самый сильный, дорогой, ты спасёшь весь мир, я люблю тебя, самый ты красивый, поздравляю я тебя, папочка, родной мой, обожаю я тебя, мой любимый папочка».
«Надо смириться со всем этим и победить»
— Коля говорит, что к хохлам, которые дээнэровские, командиры лучше относятся. Наши сначала сидели трое суток в окопах, замёрзли. Потом их запихали в подвалы. Они там делили по две ложки тушёнки в день. Ребята в итоге украли у дээнэровских подарки к 23 Февраля. Там какая-то хорошая еда была, тушёнка дорогая. Ну, покушали так хорошенько. Нашим вручили эти подарки, когда их в тыл вывезли. Но родные им денег наотправляли, они уже купили себе покушать. Им эти подарки на фиг были не нужны.
Пока Коля с ребятами там сидит, получает удовольствие, что никто их не увозит никуда. Вчера у них забрали оружие. Я так поняла, у кого-то там крышечка съехала и он из автомата в воздух или куда стрелял. Но командиры сказали, что скоро опять на фронт повезут. Я слышала, что от Кобзева (губернатор Иркуткой области — ЛБ) кто-то туда приезжал, с ребятами встречались, что-то им обещали. До наших никто не доехал. Командир нашим сказал: «Вывозили вас [на фронт] и будем вывозить».
Такой бардак происходит. Видно, что не всё контролируется. Думаю, что война ещё будет года три, наверное. Я не знаю, что про неё сказать. Но, судя по тому, какие издевательства, как травят людей, я думаю, что нужно добивать [Украину]. Надо смириться с этим всем. И победить.
Иллюстрация на обложке: изображение сгенерировано искусственным интеллектом.