73-летний Игорь Верещагин — рок-фотограф, но не только. Когда смотришь его снимки, кажется, что их могли сделать десять разных фотографов, но все эти кадры объединяет одна особенность. Он умеет фотографировать рок-кумиров так, будто это его близкие друзья или родственники, а не знаменитые люди на некоторых его снимках выглядят, как настоящие рок-звёзды. Верещагин показал «Людям Байкала» свои фотографии и рассказал о них.
— Снято совсем недавно — в Лондоне в июле 2025 года, — рассказывает Игорь Верещагин. — В парке, который рядом с домом, где Борис живет. Говорили о планах. Он, несмотря на перенесенную клиническую смерть, бодр и позитивен, рассказал, что вместе с музыкантами записывает новый альбом и что в сентябре они начнут гастроли по странам Балтии и Польше. Мы договорились, что во время тура я подъеду куда-нибудь, по возможности пофотографирую их концерты.
— Гребенщикова я снимаю с 1998 года и по сей день. Он — одно из самых сильных моих музыкальных и человеческих впечатлений. Этот снимок сделан на фестивале «Нашествие», который в то время уже превратился в какую-то патриотическую хрень. Несколько последних лет на фестиваль таскали военную технику и многие группы отказывались выступать, но в 2019 всем пообещали, что этого не будет, и БГ, БИ-2 и другие приняли участие. Впрочем, это было последнее «Нашествие», больше его не проводили.
— Наверное, 2002-ой год. Мы с другом пришли в клуб «Иридиум» в Нью-Йорке. Абсолютно культовое место, связанное с гитаристом-виртуозом и изобретателем полнокорпусной электрогитары Лесом Полом. Здесь играли все самые знаменитые гитаристы. Мы купили билеты. Атмосфера была такая простецкая. Я вплотную подошел к сцене и весь вечер фотографировал выступавших, в том числе и самого Леса Пола.
— Позже я подарил клубу три разных фотографии Леса Пола. Одну они повесили прямо над входом, и она до сих пор там висит.
— С этой фотографией связан забавный случай. 1998 год. Шел Московский кинофестиваль, и перед кинотеатром «Пушкинский» была установлена сцена, где выступали разные музыканты. Я пришел на саундчек, и с широкоугольным объективом стал фотографировать. Одним из организаторов концерта был Стас Намин, и из-за чего-то мы с ним повздорили. Я разозлился и ушел. Решил поехать с женой на природу. Накрутил на фотоаппарат телеобъектив. Когда мы проезжали мимо этой площадки у кинотеатра, вдруг услышал голос Чака Берри. Я выскочил из машины и успел к концу выступления. На последние номера Чак Берри по традиции приглашал на сцену детей. И вот такая девочка чудесная, и у меня на фотоаппарате телеобъектив, подходящий для портретной съемки. Сделал серию снимков. Этот снимок был в журнале «Огонек», и много где еще. Многие ошибочно принимали эту девочку за мою внучку.
— В Братске снято в начале 1980-х возле подъезда дома, где я тогда жил. Сегодня мне нравится эта фотография, потому что подростки выглядят как рок-музыканты из условного 1966 года, скажем, как группа «Энималс». Такие же молодые, симпатичные. Не знаю, что с ними стало. Уже через несколько лет Братск захлестнул бандитизм, вряд ли запечатленные на снимке дожили до наших дней…
К фотографии меня всегда тянуло. Вероятнее всего, фотографировать меня научил отец, Евгений Петрович Верещагин, хотя сам я этого не помню. Отец снимал, сам проявлял плёнку, разрезал негативы по четыре кадра, вкладывал в почтовые конверты и подписывал. Был маленький портативный фотоувеличитель, но отец почему-то почти не печатал. Ему было достаточно фотографировать и проявлять. Как оказалось, фотографировал он круто.
— Вот такой снимок отец сделал. В центре моя мама и друзья моих родителей в шляпах. Сидят на каких-то бревнах. Посмотрите, ощущение, что это фотосессия голливудских кинозвезд. Прекрасные лица. Одеты модно. Просто поразительно. Братск. 2-е мая 1957 года.
Один из самых чудесных отцовских снимков. На моторную лодку или на катер грузят бочки. Ощущение, что это кадр из художественного фильма. Какая-то молодая пара идет, пацан помогает грузить. Кадрик подписан: «Погрузка катера. Мошкотрав». В то время в Братске было очень много мошкары, потому что ее очень много на порогах Ангары. Летом она просто заедала, все ходили в накомарниках. И вот этот катер загружали ДДТ (инсектицид, которым травили насекомых — ЛБ) и керосин. Мошку травили на воде с катеров, а в поселке — с машины, в кузове которой было устройство сжигания ДДТ и керосина. Едкий дым убивал мошку. Ну а мы, пацаны, играли: надевали очки мотоциклетные, заклеивали пластилином дырочки, и сквозь этот густейший белый дым бегали. Любимое развлечение было. Не знаю, как нас родители от этого не отлучали…
Эти отцовские негативы мне брат прислал, когда я уже жил в Москве. Я отсканировал, напечатал и показал Ольге Свибловой — знаменитому куратору, директору Мультимедиа арт-музея в Москве. «Где ты это взял?». — «Это мой отец делал». — «Это же снимки мирового уровня!».
— Эти фотографии нигде не выставлялись. Я сейчас пытаюсь сделать книгу его фотографий.
— Отец с семнадцати лет был на войне. Служил в авиации дальнего действия. Бомбил Берлин и все такое. Его долго не отпускали из армии, вернулся только в 1951 году. Работал в Каменске-Уральском, где познакомился с моей мамой — учительницей астрономии и географии. Через три дня после знакомства они поженились. В 1952-м родился я. В 1955 году отец по комсомольской путевке поехал строить ЛЭП-500 Иркутск-Братск. Потом он стал секретарем комсомола, а позже, по-моему, замначальника строительства лесопромышленного комплекса. После этого он перестал фотографировать, потому что работал семь дней в неделю, 24 часа в сутки.
В 1955-м в Братск переехал отец, а в 56-м и вся остальная семья, включая родителей отца. К тому времени уже родился мой младший брат. Мы ехали две недели в товарном вагоне. Помню, что на остановках дед пас коз рядом с железной дорогой.
Мои самые первые воспоминания о Братске — красная грязь. На Урале такого не было. Вот эта глина, которая в Братске была на дорогах со следами от протекторов огромных грузовиков. Мы в этой влажной грязи любили играть.
И, конечно, тайга и Ангара. Мой дед всю жизнь что-то строил. На Ангаре он сразу построил плот, плавучую дачу, на которой мы проводили всё лето.
— Дед несколько таких плотов построил. На этой фотографии сделанной отцом плот, который дольше всего нам служил — все школьные годы. С аккордеоном моя мама.
Мы — я, мой родной брат, два наших двоюродных брата и дед — жили на этом плоту почти все лето. Рыбачили, собирали грибы. Родители к нам только по воскресеньям приезжали, привозили хлеб и соль. Остальное мы сами себе добывали.
— Дед всю жизнь строил детские площадки, горки, карусели. По собственной инициативе, никто за это не платил. Просто как на работу ходил. Пока он был жив, все это функционировало.
— Есть фотография отца — автобусная остановка «Падун». И на этом же снимке магазин «Смешанные товары». Это была деревня, которую потом, когда образовалось море, затопило.
Когда приехали первостроители, они сначала построили палаточный городок. После в поселке Падун — старой части Братска — стали строить уже двухэтажные дома из бруса, которые и сейчас можно увидеть. И одновременно строили клуб «Комсомолец» стадион «Труд». Это были первые после палаток постройки в Братске.
— Фотография сделана отцом в 1957 году в пионерлагере на острове Зуй — это ниже ГЭС. Туда приезжала очень большая китайская делегация, которую торжественно принимали. Насколько понимаю, они прилетели в Иркутск, и оттуда прибыли в лагерь на пароходе. Кругом были портреты Мао, лозунги на китайском: «Русский с китайцем братья навек». Я не очень хорошо все это помню, но где-то у родственников есть групповая фотография, на которой человек сто, и я сижу на коленях у китайца.
— В 1957 году был фестиваль молодежи и студентов в Москве. И в параллель его открытию в Братске устроили спортивный праздник на стадионе «Труд». В Братск в те годы приезжали Пахмутова, Добронравов, Кобзон, писатели, космонавты. И очень много зарубежных гостей. Город был открыткой для заграницы. В 1960-е годы в СССР работал корреспондент «Нью-Йорк Таймс» Хедрик Смит. Он написал книгу «Русские». Там, по-моему, 500 интервью с разными людьми, в том числе и с моим отцом. Смит пишет, что долго беседовал с моим отцом за рюмкой, и отец вспоминал, как во время войны летал бомбить фашистов на американском самолете. На прощание отец пожелал Смиту всего хорошего и сказал: «Надеюсь, что и ваш сын будет жить при коммунизме». Американский журналист чуть с крыльца не упал. Отец был таким — коммунистом, верящим в светлое будущее.
— Это самый первый снимок, который я сделал. На нем папа и мама. Отец просто дал мне свой фотоаппарат «Зоркий» в руки и сказал нажать кнопку. Как-то я скадрировал. Сохранился негатив, на котором подписано, что это 12-го июня 1957 года. Это было в Братске. Мне было пять лет. 12-го июня — мой собственный День фотографии.
Тот первый фотоаппарат отца, которым сделан этот снимок, я потом разобрал, чтобы посмотреть, что там внутри. И, конечно, собрать уже не смог. Отец к этому отнёсся легко, не ругал. Он поощрял мой интерес к фотографии и радиотехнике.
— Потом у меня был фотоаппарат «Киев-вега» — такой маленький, на 16-миллиметровую плёнку. Им сделано это селфи у зеркала. Я им всё время снимал в школе, правда, кадров почти не осталось.
— Братский алюминиевый завод. Это я снял в 1979-м или в 1980-м году. Засохшие деревья на переднем плане. Фотография о жуткой экологии. Вокруг была тайга, но после того, как запустили Алюминиевый завод, хвойные деревья в радиусе нескольких километров погибли.
Вообще этот проект — Братская ГЭС… В детстве это была какая-то романтика, а потом пришло переосмысление. Эксперимент с самого начала был обречен на провал. Сейчас трудно представить, как без ГЭС обойтись, но уже давно просчитано, что если бы не строили Днепрогэс, а сжигали солому, которая росла на затопленных ныне площадях, то было бы не меньше энергии выработано.
Борьба с природой обернулась экологической катастрофой. Все искусственные водохранилища накапливают на дне ртуть. Алюминиевый завод убивает деревья, особенно хвойные.
Наверное, в проектах все было иначе. Когда строили Братскую ГЭС, проектировали рядом рыбопровод, чтобы рыба могла идти на нерест. Естественно, рыбопровод не построили. Рыба должна идти на нерест вверх по течению, но путь ей перекрывают четыре ГЭС — Иркутская, Братская, Усть-Илимска, Богучанская.
Вообще вся природа изменена. Строительство Братского лесопромышленного комплекса привело к хаотичной вырубке лесов. В цивилизованных странах, если деревья спиливают, на этом месте сажают новые, а здесь же ничего подобного не было. Очистным сооружениям Алюминиевого и Кремниевого заводов минимум внимания, потому что сегодня собственники живут в Монако, в лучшем случае в Москве. Им плевать, что происходит в Сибири.
— Это мои друзья — работники Братского алюминиевого завода, КИПовцы. Момент, когда они ждут автобус, чтобы ехать на картошку. Каждую осень всех, кроме занятых на основном производстве, посменно возили картошку копать. Не поехать нельзя. На стадионе люди собирались, чтобы сесть в автобусы и ехать в ближайшие деревни. И прямо отсюда, со стадиона, начинался пикник.
— Это тоже осенью, во время картошки. Я тогда работал в фотослужбе Алюминиевого завода. Меня попросили не урожай убирать, а снимать трудовые коллективы в отдаленных районах. У меня были десятки съемок трудовых коллективов и передовиков производства. Смотрю сейчас на этот снимок: какой-то удивительный документ эпохи.
— Яхт-клуб в Братске. На этой фотографии есть мои жена и дочь. Это у нас было любимое семейное место отдыха. Мы там и в теннис играли, и на яхтах ходили, и загорали, и радио слушали. Яхты, лодки, дельтапланы — тогда это было очень развито.
Что самое интересное, яхты строили в Братске с самого начала существования города. Братский яхт-клуб был довольно знаменитым. Регаты проходили регулярно. В 1960-е годы в Братске появились яхты из титанового листа — вообще-то это роскошь, доступная только миллионерам. Но тут всё просто. На лесопромышленном комплексе системы газоочистки делали из титановых листов. Естественно, оттуда тащили титан, и из него делали яхты.
— Снято в Братске в 1990-е. Молодые наркоманы, нюхатели клея. Они сами попросили их сфотографировать. Один даже с пакетом, в который клей налит. Наверняка судьба этих подростков печальна.
— Мой дядя Борис Петрович Верещагин на фоне ГЭС. Снимок двухтысячного года. Он приезжал на похороны моего отца. Дядя был экскаваторщиком во время строительства Братской ГЭС. В скалах с обеих сторон проделывали большие углубления, чтобы плотина держалась за берега. Во время работы экскаватор висел на тросах. Экскаваторщик из-под себя выкапывал грунт. Дядя потом смотрел на плоды своих трудов с ужасом: как я по молодости согласился на такое рискованное дело?
— Снято накануне похорон Высоцкого. Я прилетел на Олимпиаду в Москву по путевке. Через несколько дней созванивался с другом моего отца, и он мне шепнул: «Умер Высоцкий». Я сразу поехал на Таганку, поснимал народ, собравшийся у театра. Кругом цветы. В окне выставлена гитара Высоцкого. Люди спонтанно писали стихи и вывешивали их на окна театра и соседнего с театром здания.
Через день были похороны, которые я тоже снимал, но ко мне подошел тип в штатском, подозвал милиционера. Они открыли фотоаппарат и размотали, засветили пленку. До сих пор не понимаю, зачем они это сделали.
— Это писательница Любовь Савишна Руднева. У нее волшебная биография. Именно про нее песня «Любка Фейгельман» на стихи Ярослава Смелякова. Она преподавала сценречь у Мейерхольда, дружили с Маяковским и другими знаменитостями 1930-х.
Ее последний муж был писателем и корреспондентом, жил в Братске и дружил с моим отцом. Я дружил с ней, когда переехал из Братска в Москву. Она передвигалась уже не очень бодро, хотя во время войны служила на флоте, написала об этом роман. Возил ее в разные места. В музее Маяковского она читала лекции о Маяковском и Мейерхольде. В Переделкино возил к ее подруге Ариадне Асмус. Когда слушал их разговор — как будто в другом веке оказывался. «Помнишь, как такой-то прибежал и сказал, что Пастернаку Нобелевскую премию дали?». И так далее.
Снимок сделан дома у Любови Савишны в 1998 году. В ее квартире возьмешь какую-нибудь книгу, а там дарственная надпись: «Любочке от Шостаковича». В кадре виден ее портрет — этот Татлин рисовал. Если присмотреться, в шкафу можно заметить фотографию Ефима Шифрина, которого она очень ценила. Даже подарила ему зонтик, который в свое время ей подарил мим Леонид Енгибаров.
— Джазовый пианист Хэрби Хэнкок. В 2004 году сфотографировал его в Москве на пресс-конференции в ДК Горбунова перед концертом. Если ничего не путаю, для газеты «Неделя». Значимый для меня музыкант. В 1980-м году, когда я еще жил в Братске, у меня была его пластинка «Feets Don’t Fail Me Now». Этот альбом сделан в стиле диско, и джазовые люди его не очень любят, а у меня он высоко котируется. В 1991-м, когда я был в Лос-Анжелесе, засыпал в наушниках, слушая радиостанцию KJAZZ, которая часто крутила классический альбом Хэнкока «Inventions And Dimensions».
Я всю жизнь слушал джазовые и роковые программы по радио — Голос Америки, Би-би-си, Радио Австралии, которое почему-то ловилось у нас в Братске. В 1961 году мой отец в составе делегации молодых строителей Сибири месяц был в США, и в одном из колледжей профессор музыки подарил отцу пластинку Колтрейна «Blue Train». Когда отец вернулся в Братск, он ставил своим друзьям эту пластину и говорил: «Смотрите, какую чепуху они там играют». А мне, наоборот, эта музыка запала, я до сих пор страстный поклонник Колтрейна. Альбом «Blue Train» один из моих любимых. Сегодня у меня несколько изданий этой пластинки, но той самой, первой, которую привез отец, у меня нет. Я обменял ее в 1965 году на пластинку «Битлз» «A Hard Day’s Night».
— Концерт Пола Маккартни на Красной площади — это для меня огромное событие. Я был аккредитован. Фотографировать разрешалось только во время первых трех песен. Потом сдал аппаратуру и подошел к самой сцене. Большинство песен знал наизусть. Весь концерт прослушал со слезами на глазах. В юности у меня были записи многих рок-групп, но «Битлз» — это, конечно, number one.
— Это снято в 1998 году в Москве, фотографировал для музыкального журнала Rolling Stone.
А впервые на концерт «Роллинг Стоунз» попал в 1990 году. Мы купили турпутевки в Польшу, оттуда автостопом добирались в Берлин, где проходил концерт. В том году «Гринпис» выпустил двойную пластинку с песнями западных рок-музыкантов. Я взял с собой в поездку несколько экземпляров, чтобы обменяться. Написал на развороте «From Siberia to the Rolling Stones concert», и стоял на трассе с этой пластинкой. Меня подобрал какой-то дядька на «Мерседесе», и на бешенной скорости я доехал до Берлина. Там случилась трагикомичная история. Познакомился с шоферами, которые возили оборудование Роллинг Стоунз, и смог поснимать саундчек, но на концерте фотографировать без аккредитации мне не разрешили. Я договорился с торговцем сувенирами, и оставил у него кофр с фотоаппаратом и пленками. И больше я этого торговца не видел. После концерта у меня были только шорты, майка и 100 немецких марок. На рваные джинсы и билет до Варшавы хватило.
— Это московская группа «Квартал» на вокзале в 1998 году. «Квартал» организовал братчанин, окончивший музыкальную школу в Иркутске, Артур Пилявин. Когда после института я работал в Братске на Алюминиевом заводе в вычислительном центре, мама Артура была дежурным программистом в моей смене. И с его отцом я тоже знаком. В Москве мы с Артуром очень тесно дружили до его трагической смерти в 2002-м году. Мои фотографии использованы при оформлении дисков «Квартала». Артур — уникальный музыкант. «Квартал» играл очень немейнстримную и небанальную музыку.
Его ценили знаменитые музыканты, тот же Макаревич. «Квартал» существует и сегодня, но без Артура эта группа мне уже не так интересна.
— БИ-2. Снято примерно в 1998 году в высотке на Котельнической набережной. Я знал эти места, потому что фотографировал жившего там Василия Павловича Аксенова. Мне хотелось сфотографировать музыкантов, которые тогда только приехали в столицу, на фоне Москвы.
У меня с ними хорошие отношения. С тех пор часто их фотографирую. После начала полномасштабного вторжения они только в Болгарии трижды были.
— Александра и Александру Филиппенко фотографировал в центре Москвы, по-моему, для газеты «Неделя». Этого удивительного артиста фотографировал и на его концертных выступлениях. С Александрой Филиппенко дружу. Послал ей недавно эти снимки, они ей очень понравились. Она не помнила эту фотосессию.
— Антон Носик был удивительным человеком, которого невозможно забыть. Впервые увидел в 2004 году, когда он выступал на площадке «Открытой России». Тогда и был сделан этот снимок. Лично познакомились незадолго до его смерти. Фотографировал его еще на концерте «Аквариума» на «Соколе». Он вел репортаж с концерта, а я снимал, как он вел этот репортаж.
— Со Львом Рубинштейном был знаком с начала нулевых. Я ходил на все оппозиционные митинги и всякий раз его там встречал. И он очень любил петь в «Петровиче» и других клубах для своих. Снимал, и когда он читал свои книги для узкого круга. В последние разы фотографировал его в Черногории на «Слово Ново». Эта фотография сделана во время фестиваля «Слова Нова», который оказался для Рубинштейна последним.
— Снято в московском метро в 25-ый день полномасштабного вторжения. Мрачность людей бросалась тогда в глаза. Говорят, сейчас москвичи свыклись с войной и живут спокойно, но тогда было очень заметно, что жизнь многих пошла под откос.
Мы с женой уехали из России на машине 24 апреля 2022 года. У нас недвижимость в Болгарии, поэтому нас с трудом, но выпустили. Было очень трудно. Ехали через Финляндию, кредитные карточки не работали. Честно говоря, на российском пограничном контроле чувствовал себя Штирлицем, вывозящим радистку Кэт.
С тех пор в России ни разу не был.
— В Болгарии я живу в Несебре — это такой пляжный город. У меня есть серия «Мир глазами диафрагмы 0,95». Это самая открытая диафрагма в объективе, она примечательна тем, что дает минимальную глубину резкости. Днем с такой диафрагмой можно снимать, только используя нейтральный светофильтр, который уменьшает количество света. В других городах люди на центральных улицах кучкуются, а у нас на пляже проводят время. Пляж — это наш стрит, можно сказать. Для меня это практически стрит-фото.
— Когда я в последний раз был в Лондоне в июле 2025 года, фотографировал запись симфонического оркестра на студии Эбби Роуд. Меня пригласил композитор Геннадий Ровнер, чтобы я сделал снимки для его будущей пластинки. Оркестр записывал его произведение «Анабазис». За пультом рекорд-продюсер Хэйдн Бендалл.
Эбби Роуд — легендарная студия, которая много для меня значит. Всякий раз прихожу туда, когда бываю в Лондоне. Для меня это воспоминания о школьных годах, о «Битлз». Вокруг студии забор, составленный из колон. По традиции туристы что-то пишут на этих колоннах, время от времени колонны красят, чтобы новые посетители могли оставить свои надписи. Когда я бываю там, каждый раз пишу: «Братск. Школа № 21. 1969 год».
* Признан иноагентом в России.