Иркутская область — огромная. Обстановка в разных районах может кардинально отличаться. Ближе к центру промысловики законопослушные. А на севере — совсем другая ситуация. Многие охотники ходят в лес без каких-либо лицензий, не регистрируют оружие и не хранят его дома. Приходит участковый, охотник ему и говорит, что «ничего нету, всё, завязал». А ружьё его лежит в промасленной тряпице в тайге, под пнём. И это для охотника сегодня — единственное средство пропитания. Добыл отец козу, значит, будет у его семьи ужин.
Как сегодня выживают охотники в Иркутской области? Мы собрали мнения специалистов из разных районов и сами сходили до отдалённого зимовья — на разведку.
«Медведь залёг под автомобильной трассой — сделал себе берлогу»
Александр Мартусов охотится под Танхоем уже 40 лет. Все, кто бывал в тайге на границе Иркутской области и Бурятии, по крайней мере слышали про Мартусова — большинство зимовий в районе реки Снежная сделаны его руками. Легендарный охотник. Однажды зимой на него напал медведь, выскочил из берлоги и выбил ружьё из рук. Мартусов успел ударить медведя в живот ножом, сзади на хищника нападала собака. Очнулся весь в крови под корягами: клыки прошли по черепу, недалеко от глаза. Охотник добрался до трассы, остановил автобус, и на нём уехал в больницу. Шрамы на голове от клыков медведя так и не заросли. Но охоту после этого случая он не оставил, причем занимался ей профессионально: добывал мех.
— Пик добычи соболя был в середине 80-х годов, — рассказывает Александр Фёдорович. — Вот тогда был смысл этим заниматься! А этой зимой соболя было очень мало. Охотники рассказывают, что не оправдали даже покупку лицензии и продукты. А медведей становиться с каждым годом все больше. И они перестали бояться людей. Мне рассказывали, что в Слюдянском районе медведь залёг под автомобильной трассой — сделал себе берлогу. То есть они совсем перестали сторониться цивилизации. И это очень опасно.
Ещё несколько лет назад Мартусов добывал медведя, но сейчас перестал, — невыгодно. Медвежья лицензия стоит от трёх до шести тысяч. Мясо нужно обязательно проверять в ветеринарной лаборатории, шкуру никому не продашь — спроса нет. Раньше китайцы грузовиками скупали медвежьи лапы. В Сибири брали по тысяче рублей, а у себя могли перепродать и за тысячу долларов. Но в Китае ввели запрет на торговлю медвежьими лапами. Теперь за это грозит наказание от тюремного срока до смертной казни. Скупать лапы китайцы перестали. Мартусов говорит, что кто-то добывает косолапых, чтобы их мясом прокормить собак. Но много ли смысла в такой охоте?
В этом году официально охота на медведя разрешена с 12 апреля по 10 июня. При этом из-за режима самоизоляции выход в лес запрещён. Если тебя поймает егерь, придётся выплатить штраф от 1 до 30 тысяч рублей. Вот такая юридическая коллизия. В пресс-службе правительства региона пояснили: в лес ходить нельзя, исключений нет.
Один из самых популярных видов охоты — на пернатую дичь. Вначале охоту на птиц разрешили, но позже на оперштабе по предупреждению коронавируса — запретили. Теперь добывать селезней утки, глухаря и вальдшнепа можно лишь малочисленным народам Севера для личного потребления. И учёным — в научных целях.
— В Иркутской области около 10 тысяч охотников занимается этим промыслом, — говорит Павел Минченко, врио начальника отдела охраны и регулирования использования объектов животного мира и среды их обитания министерства лесного комплекса Иркутской области. — Выдачу разрешений отменили, потому что в пунктах, где оформляют разрешения, ожидалось большое скопление народа. В итоге, ни одного разрешения выдано не было.
«Лесники жалуются — ни одного браконьера не найти»
Шелеховское отделение областной организации охотников и рыболовов — одно из самых активных. В нём состоит больше тысячи человек.
— В условиях пандемии все рассуждают о поддержке предприятий и бизнеса, а об общественных организациях как будто забыли, — говорит председатель отделения Георгий Кешиков. — Мы ведь существуем на взносы наших членов. Хорошо, если деньги в организации остались еще с осени. Шелеховский район находится возле областного центра, и у нас дела получше, чем в отдалённых местах. У нас даже браконьера не так просто найти! И лесники, и инспекторы жалуются: кого не остановишь в лесу — все с документами и разрешениями. Менталитет у наших охотников серьёзно поменялся — все стремятся к законности.
Сейчас охотники готовятся к общественным слушаниям. Хотят представить свои планы по добыче зверей в районе. Для леса они делают много полезного. Когда развалились лесхозы, на плечи охотников легла вся биотехния. Завозят в тайгу тоннами сено, корнеплоды, хлебопродукты, делают солонцы. Причём, контроль жёсткий — если охотник не подкармливает животных, не следит за их поголовьем, угодья у него отбираются. Такие случаи есть.
В прошлом году в Шелеховском районе добыли 80 процентов от квоты в 223 козы. Сегодня многие идут в тайгу уже не за удовольствием, а чтобы добыть средства пропитания для своих семей. А как ещё им выжить в условиях пандемии?
Без прав и без тайги
Территории охотничьих угодий в Сибири сокращаются. Природоохранные заповедники постоянно пытаются найти поводы уменьшить территорию охотников, а свою нарастить. Например, в Куйтунском районе охотугодья за последние годы уменьшились в два раза. Охотники судились два года за землю, но проиграли. Но проконтролировать огромную территорию дикой тайги невозможно никаким ведомствам.
Юрий Свистунов — теперь простой охотник, а раньше возглавлял охотобщество Куйтунского района.
— У нас в штате было два производственных охотничьих инспектора, но они уволились, потому что на деле никакими правами и полномочиями не обладали, — рассказывает Юрий Викторович.
— Поймали мы однажды ночью браконьеров, которые охотились «на свет фар». Один из них был пьян и не имел документов на нарезное оружие. Мы забрали у него ружье, отвезли в полицию.
В результате оказались виноватыми, потому как не имели прав его изымать. А как его можно было оставить — он ведь тогда будет дальше стрелять!
В Куйтунском охотничьем обществе состоит около 150 человек. На деле, охотников здесь больше тысячи. Многие получили охотничьи билеты самостоятельно, не через охотобщество — сейчас есть такая возможность на сайте «Госуслуги». Но контроль в таком случае за поведением охотников ослабевает.
«Досуговое мероприятие»
В одном из оружейных магазинов Иркутска еще до самоизоляции продавцы цеплялись буквально за каждого посетителя.
— Очень хлопотное дело — получить право на оружие, — объясняет консультант Виктор. — Нужно купить сейф, правильно установить его дома. Пригласить участкового, чтобы получить разрешение — он опросит ваших соседей: не скандальный ли вы человек. У вас не должно быть судимостей. Потом записаться на курсы по стрельбе и пройти обстоятельный медосмотр. Ещё и госпошлину заплатить в две тысячи рублей — и это только для разрешения на травматический пистолет. Вся процедура с покупкой будет стоить вам от 20 тысяч рублей. С гладкоствольным оружием нужно благополучно проходить пять лет, и только потом вам, возможно, разрешат нарезное. А там всё по-новому, лицензию на нарезное также нужно продлевать каждые пять лет.
Если нет охоты — люди стремятся избавиться от ружей. Магазины торгуют стволами, которые почти все уже были в употреблении. Они в хорошем состоянии: видно, что в деле использовались редко. Возможно, ужесточения правил охоты в связи с коронавирусом продлятся. Не нужно забывать и про противопожарный режим, во время которого заходить в тайгу нельзя никому — а он идет у нас практически всё лето.
Охотники со всей России пытаются достучаться до властей, чтобы они поняли всю сложность ситуации. И приводят убедительные доводы.
«Часть людей покидает социумы, тем самым самоизолируются в охотугодьях, — пишут в открытом письме к правительству РФ охотники Омской области. — Для большинства охотников — это время психологического отдыха.
Есть люди, которые выезжают на охоту с фотоаппаратом, без оружия — именно для того, чтобы перевести дух после сибирской зимы, а в последнее время ещё и режима самоизоляции.
Для охотничьих хозяйств и сопутствующих отраслей ограничение охоты принесёт серьёзные финансовые убытки, а ведь эта отрасль и так не на подъёме».
На данный момент весенняя охота отменена в 45 субъектах РФ. Она состоялась лишь в южных регионах, где всегда начинается раньше: в Ставрополье, Калмыкии, Дагестане и в соседних республиках. На Алтае охоту приравняли к «досуговым и развлекательным мероприятиям» и запретили. В Башкирии наоборот — включили в перечень уважительных причин, по которым можно выезжать на своём автомобиле из дома.
Будет нечего есть — станет больше браконьеров
В отдалённых районах охотники не слишком соблюдают режим самоизоляции. Проконтролировать их государство не может, для этого нет ресурсов. Мы с Сергеем, охотником из Слюдянского района, успели дойти до зимовья в его угодьях ещё по снегу. Чтобы сюда добраться, нужно долго катить в гору на широких охотничьих лыжах. Зимовье — маленькая избушка из круглых брёвен. Внутри — самое необходимое. Грубо сколоченный, крепкий стол и полати, покрытые шерстяными одеялами.
У охотников принято оставлять запас дров, соли и какой-то еды — вдруг этот минимальный набор поможет выжить другому путнику. Но мыши также в курсе, что в зимовье может чем-нибудь поживиться. От их правления в зимние месяцы всегда остается много следов. Первым делом нужно прибраться, протопить избушку.
Теперь многие охотники не ставят зимовье, а живут в самодельных чумах из плёнки. Они несут с собой разборный каркас и компактную печку. Хотя весной переночевать в таком «полиэтиленовом раю» можно и с одной свечкой.
— Я однажды зимой жил так неделю, — рассказывает наш провожатый Сергей. — Печку протопишь основательно, можно раздеваться и спать как дома! Один раз проснулся так, потеплело хорошо, как весной. Решил налегке дойти до речки в футболке, умыться. И вдруг слышу — навстречу какое-то сопение необычное. И вдруг резко выскакивает сохатый! А я без ружья — лоси бывают очень агрессивные. Бросился в одну сторону, зверь в другую. Ну, думаю, хоть дойду, умоюсь. И вдруг опять впереди кто-то тяжело дышит. Еле успел отскочить, как из тех же кустов вылетает медведь. Огромный! Видать, он гнал сохатого. Остановился, смотрит на меня в упор. И, наверное, почуял, что лось здесь развернулся. Бросился за ним следом. Это меня и спасло… Потом долго опасался дойти до своего чума со свечкой, сильно замёрз.
Но в лесу не надо никого бояться. Нужно относиться ко всему с уважением. Я вот людей в тайге боюсь намного больше, чем зверей. Стараюсь с ними не встречаться.
Каждый охотник может рассказать много подобных историй. Иногда трудно понять, рассказывает он реальный случай или очередную небывальщину. Жанр устного рассказа среди охотников очень популярен ещё и потому, что в тайге человек остаётся отрезанным от привычных информационных потоков. Здесь нет ни связи, ни электричества. По вечерам остаётся одно — травить байки.
Мы с Сергеем ничего не добыли. Охотники часто хитрят: если тебя не остановил егерь с добычей, то одно разрешение используют и для последующих трофеев.
— Меня только лес спасает, — говорит Сергей. — Даже самим фактом своего существования. Сидишь дома, читаешь про коронавирус, потихоньку сходишь с ума. А потом подумаешь — но ведь когда-нибудь я пойду ещё раз в тайгу. И хочется жить дальше! А жена говорит — «Конечно, пойдёшь. Что жрать-то будем?» Осенью я добыл несколько коз, мы ели это мясо всю зиму. Весной на птицу раньше ходил для развлечения. Сегодня любой селезень — к столу. Будет нечего есть — больше станет браконьеров, и никакие запреты этого не изменят.