Вокруг её барака целые улицы таких же мёртвых домов, их постепенно разбирают на дрова. Посёлок четыре года назад отрезали от отопления и водоснабжения. Здесь осталось 30 жилых домов, нежилых — в три раза больше.
«Буханка» подпрыгивает на ухабах. Зимой дорога не очень хорошая, но она есть. А летом, чтобы добраться из Витимского до Колотовки, нужно на лодке переплывать реку Витим. «Мы там как на острове», — говорит Балуткин, имея ввиду Витимский. Там живёт он сам, там же находится администрация. Это центральный посёлок муниципалитета, в который входят Колотовка и ещё Мусковит.
Витимский — самый крупный из трёх, с населением 260 человек, в двух других по прописке осталось 200 жителей, на самом деле — вполовину меньше. Например, в Колотовке живёт 40 человек. За последние 20 лет население посёлков сократилось в три-четыре раза. Поэтому сейчас людей из трёх посёлков можно собрать, поселить в один и ещё останутся свободные площади. Пустые квартиры муниципалитету всё равно приходится отапливать, иначе полопаются трубы и тогда разморозится целый дом. На это зимой ежемесячно уходит больше ста тысяч рублей. В бюджете муниципалитета заложены расходы 9,7 млн в год, а доходы — всего 653 тыс.
Но из-за того, что Витимский отрезан рекой от райцентра Мама, люди не хотят туда переезжать. На время ледостава и ледохода посёлок полностью изолирован от большой земли. Летом нужно переправляться на лодке. Из Колотовки и Мусковита всё-таки круглый год можно доехать на машине до райцентра, где есть больница, почта, банк и аэропорт.
«Последние соседи съехали четыре года назад»
Деревянный дом, в котором живёт Салима Максутова, стоит на отшибе. И это последний 12-квартирный дом посёлка. Раньше таких было несколько десятков. Посёлок появился в середине прошлого века вокруг рудника по добыче слюды. Слюду перестали добывать в 90-х, с тех пор люди уезжают из этих мест — нет работы.
Доски обшивки потемнели от времени, коричневая краска на них облупилась. Дверь в подъезд обита толстым шерстяным одеялом: по грязному белому полотну рассыпаны коричневые цветы. Одеяло помогает удерживать тепло. Но на двери висит ржавый амбарный замок. В этом подъезде уже никого не осталось, Салима живёт в соседнем. В некоторых квартирах окна заколочены досками, там нет стёкол. В подъезде холодно, почти как на улице. Зимой дверной косяк, потолок и стены около двери покрываются толстым слоем инея. Штукатурка на стенах и потолке в подъезде отваливается пластами и лежит на полу. Трудно поверить, что здесь кто-то живёт.
«Квартира хорошая, раньше уютно было», — говорит Салима, приглашая внутрь своего жилища. Она миниатюрная, ростом не выше 150 сантиметров. На ней белая футболка с коротким рукавом и вырезом под горлышко, сарафан стального цвета. Дома у неё тепло и она ходит без кофты. Седые волосы собраны сзади в недлинный хвост. Баба Соня, как здесь её все называют, родилась в Татарстане, в деревне Кызыл-Байрак, около Набережных Челнов. По-русски до сих пор говорит с акцентом и часто переспрашивает: в последние годы стала плохо слышать.
Стены в квартире много лет назад побелили извёсткой нежно-голубого цвета, но с тех пор она почернела, штукатурка покрылась плотной сеткой трещин. Местами она отваливается, там проглядывает дранка, которой обиты доски. Баба Соня говорит, штукатурка стала отваливаться особенно быстро после того, как начали съезжать соседи. В пустом жилье часто происходят аварии, за трубами там никто не следит. «Десять лет то с одной стороны затопит, то с другой, — объясняет она. — У меня не было аварий, а всё равно всё мокнет и потом отваливается». Сейчас в трубах нет воды и аварий тоже нет.
Последние соседи бабы Сони съехали четыре года назад. Они жили как раз над её квартирой: мать-инвалид и её сын — местный кочегар. Перебрались на Маму после того, как в Колотовке закрылась кочегарка.
Глава Николай Балуткин говорит, кочегарку закрыли из-за того, что она каждый год уходила в минус на 30 млн рублей. Теплотрасса здесь старая и поэтому — аварийная. Один дом за полкилометра от котельной, и другой — за полкилометра. А общая протяжённость трассы 5-6 километров. «Просто землю обогревали и всё, — добавляет Балуткин. — А уголь завезти надо, зарплаты, электричество. И работать некому, одни пенсионеры». Уголь здесь «золотой», потому что район изолирован. Попасть сюда можно только самолётом. Грузы везут баржами по реке или фурами по зимнику.
После этого дом отрезали от отопления, воды и канализации. До того момента он всё же оставался благоустроенным. У бабы Сони была ванная, душ, туалет, паровое отопление. Теперь из всех благ цивилизации осталось только электричество.
Внутри ванны стоит таз, в котором можно мыться. В унитазе — бидон для помоев. Их нужно выносить на улицу. В эмалированной раковине на кухне — кастрюля для мытья посуды. Чистые тарелки стопкой стоят на столике, накрытые несвежим вафельным полотенцем. Все поверхности на кухне заставлены ёмкостями с водой — алюминиевыми кастрюлями, бачками и ведёрками. Под столом ещё два 10-литровых эмалированных ведра, наполненных водой. Бачок с водой греется на дровяной печи.
«Вы тут при коммунизме живёте»
Каждый новый день у бабы Сони похож на предыдущий. Она проводит время в полной тишине: старенький телевизор сгорел год назад, а новый в Колотовке взять негде. Магазин здесь работает только летом. Зимой в 8 утра в понедельник и пятницу автобус бесплатно отвозит желающих в Витимский. Там можно купить самое необходимое. Через полтора часа глава Балуткин собирает людей в свою «буханку» и везёт обратно. В марте, когда вскрывается лёд на реке, магазин в Колотовке снова открывается. Зато в посёлке есть фельдшер и соцработник. Иногда он приходит к бабе Соне. Но в основном её навещает Балуткин. Летом приплывает на лодке, зимой приезжает на УАЗике.
«Я им говорю: вы вообще не понимаете, вы тут при коммунизме живёте! Вот вы поедете в город, узнаете как это бывает. Где вы такое найдёте? — объясняет Балуткин. — Денег нет — я их отвезу-привезу забесплатно. Мне какая разница. Пенсию так же. Справку надо — привезу им справку». В кабинете у Балуткина вместо портрета Путина висит барельеф Ленина в локоть высотой. Под ним на деревянной приступке у стены — не менее массивная, чем барельеф, пластина слюды.
«А я хорошо живу, — соглашается баба Соня. — Только уши стали плохо слышать и глаза плохо видят. А так я не жалуюсь, хорошо себя чувствую. И не скучно мне, привыкла».
Не меньше часа каждый день она тратит, чтобы натаскать воды. Её баба Соня носит с реки Колотовки пластиковым пятилитровым ведром. До реки идти недалеко, около 500 метров. Зимой доставать воду особенно трудно. В 50-градусный мороз прорубь за ночь покрывается толстой ледяной коркой. Утром её приходится долбить тяжёлым железным ломиком. Толщина снежного наста поверх льда, не меньше полуметра. Дотянуться до воды непросто. Баба Соня встаёт на колени и, упираясь одной рукой о лёд, почти ныряет в прорубь, зачерпывает воду. Чтобы наполнить два десятилитровых ведра, ей нужно четыре раза сходить на реку.
Когда строили Колотовку, дома делали сразу благоустроенными, но дровяные печи на всякий случай предусмотрели. Он и наступил, когда отрезали отопление. Глава Балуткин сразу привёз в Колотовку сантехников из Витимского, они сварили бабе Соне «Алёнку». Так называют котёл, в котором вода греется электричеством, из него по трубам попадает в батареи. «Алёнка» греет комнату, кухню отапливает печь.
Всё лето и осень баба Соня заготавливает на зиму дрова. У неё есть две ножовки — одна толстая, «зубастая», чтобы пилить большие доски. А вторая — поменьше и потоньше — для маленьких досок. «Для дров у меня специальная „машина“», — баба Соня смеётся собственной удачной шутке. «Машиной» она называет скрипучую, давно проржавевшую детскую коляску. От неё осталась только рама на колёсах, на неё Салима грузит распиленные доски и везёт их домой.
«Пойдёмте, пойдёмте, — зовёт баба Соня, открывая дверь в соседнюю квартиру. — Я вам сейчас всё покажу». В пустой комнате, вдоль белёной стены — аккуратная разноцветная поленница. Пустую квартиру пенсионерка использует под дровяник. Многие бруски покрашены в синий, красный, коричневый цвета. Это разобранные дома, палисадники, скамейки и заборы. Алексей Афанасьев, директор ООО «ТеплоРесурс» в марте запустил в райцентре Мама щеповую котельную. Он говорит, брошенных домов в районе столько, что ими пять лет можно топить котельную и обогревать половину Мамы.
«Сюда меня судьба забросила»
«В Колотовку меня судьба забросила», — рассказывает о себе баба Соня. В юности она уехала из своей деревни Кызыл-Байрак в Свердловскую область. Четыре года работала там на шахте — мыла золото. Потом переехала в Красногорск, вышла замуж и родила двоих детей. «Неудачно попала, — Салима не вдаётся в подробности своего брака. — Сначала-то вроде ничего было. А дети появились — плохо стало». От мужа она сбежала в Сибирь, где в Мамско-Чуйском районе жила младшая сестра. Салима написала ей письмо, сестра с мужем приехала и забрала её вместе с детьми к себе, в Колотовку.
Здесь добывали слюду. Салима Максутова сначала стояла в шахте на отвалах, потом работала на слюдяной фабрике. Там перебирала слюду, это было интересно и не так тяжело. От Колотовки до фабрики нужно было идти 4 километра, забираться в гору. Когда дети в школу пошли, Салима перешла работать в детсад истопницей, потом поваром. Говорит, детей растить одной было тяжеловато. Муж алименты никогда не платил, скрывался. Когда дети закончили школу и уехали учиться в город, нужно было им помогать. Чтобы побольше заработать, Салима снова вернулась на шахту. Сажала овощи на продажу, целые кули сдавала в местный общепит. Вырученные копейки отправляла детям. Трудовой стаж у Салимы получился больше 40 лет.
«Нормально я жила, когда работала. Не богато и не бедно, средне. Работала хорошо, поэтому нужды не видела. Молодая была — в кино ходила на 5-часовой сеанс. Потом телевизоры появились. Мы дружно жили здесь. В старые времена люди добрые были, всегда по-хорошему говорили, уважительно. Квартиры никогда не закрывали, ничего друг у друга не трогали. Людей много было. Рудники работали, посёлки были: Большой Северный, Малый Северный, Слюдянка, Горно-Чуйский, Согдиогдон. Думали, всегда так будем жить. Не ожидала я такой жизни».
Салима вспоминает, что в Колотовке была хорошая библиотека. Туда ходили её дети. Сама она книг не брала, потому что плохо читает. Ей было пять лет, когда началась война. Папа умер в 1942 году, после войны мама попала в больницу и тоже умерла. Было не до учёбы. «Как мы росли? — говорит Салима. — Траву ели, мёрзлые картошки ели. Я вязать и прясть научилась во время войны. На фронт заставляли отправлять вязаные перчатки, от каждой семьи по две пары в месяц. Вот и научилась».
Она и сейчас вяжет. «Смотрите, вот это из собачьей шерсти связала», — говорит, натягивая на голову коричневую, пушистую шапку. В этой шапке и телогрейке она ходит за водой на реку, чистит дорожки возле подъезда, пилит дрова.
Рудники начали закрывать в 90-е годы. Появились дешёвые искусственные материалы. Слюда стала никому не нужна, тем более что её транспортировка из Мамско-Чуйского района обходится очень дорого. Сначала в посёлке закрыли клуб, потом школу. Дети у Салимы к этому времени уже уехали учиться в Иркутск. Она сказала им: «Тут делать нечего, не возвращайтесь». Как сказала, так и получилось.
Сейчас сын живёт в Краснодаре, у него четверо детей. У дочери двое, они поселились в Сочи. Салима по-прежнему выращивает овощи и продаёт их. Огород у неё прямо под окнами. Земли — сколько угодно.
«Бабушка — она вообще-то труженица, — добавляет Балуткин. — Она не ноет и не плачет. Некоторые молодые звонят без конца: то одно надо, другое им надо. А тут живёт бабушка, никогда не позвонит. Всё сама делает».
«Счастлива тоже была, давно только и мало»
Баба Соня ждёт «северную» субсидию на переселение, это около 700 тысяч рублей. Тогда она уедет в Краснодар, к детям. Но в последнее время субсидии выплачивают только инвалидам. В очереди несколько тысяч человек, а получают её 1-2 человека в год. Такими темпами ждать нужно лет сто. У бабы Сони нет шансов.
Глава Николай Балуткин говорит: «Невестка недавно письмо прислала. Требуют субсидию. Но невестке что надо? Получить жильё. А бабушка никуда не хочет ехать. На год уезжала в Краснодарский край и вернулась. Ей там плохо. „Я, — говорит, — только выеду отсюда, сразу помру. Живу за счёт того, что тружусь“. Дочь к ней тоже приезжала. Она богатая. Пожила тут у неё и обратно смоталась».
Балуткин много раз предлагал бабе Соне переехать в благоустроенную квартиру в Витимский. «Думаете, я заинтересован, чтобы она тут одна жила? — раздражённо говорит он. — Я и заявление с неё брал, и всяко уже, чтобы себя тоже подстраховать. Не хотИт уезжать и всё».
Баба Соня говорит, что хорошей квартиры в районе всё равно нет, они примерно в одинаковом состоянии. Значит, и нет смысла шило на мыло менять, «когда тут огород, тут всё».
— Страшно вам тут одной? — спрашиваю её.
— Нет, а чего бояться? — говорит она. — Я сама не вредная и меня никто не трогает. Всегда со всеми хорошие отношения.
Есть у бабы Сони подруга, на десять лет младше. Они ходят друг к другу в гости раз в неделю. Но баба Соня не выходит из дома надолго: боится, что квартиру ограбят. Когда погода хорошая, они с подругой гуляют по улице.
Салима говорит, жизнь у неё была средняя: «Бывала и белая полоса, и чёрная. Счастлива тоже была, давно только и мало. Мне не обидно. Судьба разная каждому».
В марте в Мамско-Чуйский район приезжал губернатор. До Витимского и тем более до Колотовки он не доехал, побывал только в райцентре Мама. Провёл встречу в клубе, на которую пустили «ограниченный круг, 50 человек». Балуткин рассказал на этой встрече, что в муниципалитете три года нет участкового и он уже «и генералам писал, и всем». Что выпускников возят через реку на ЕГЭ, лавируя между льдин, поэтому очень нужна аэролодка. Что район платит за содержание пустого жилья. Губернатор выслушал Балуткина и пообещал все вопросы решить «в рабочем порядке», а пока поручил провести соцопрос среди местных жителей, кто за расселение посёлков, а кто против.
«Ну, провели мы опрос, — рассказывает Балуткин. — Конечно, 90% за расселение. И баба Соня подписалась за расселение. Отправил результаты в Иркутск». В сентябре губернатор обещал приехать ещё раз. Ни участкового, ни аэролодку Балуткину так и не прислали. «Подожду до осени, — говорит Балуткин. — Приедет губернатор или нет, не знаю. А бабу Соню всё равно на зиму переселю. Надоело мне, что все про неё спрашивают».