Иван Буров после девятого класса получил специальность автомеханика, а в 2006 году ушёл на два года в армию. После службы он устроился в милицию: тогда она ещё так называлась. В марте 2018 года Иван уволился и стал работать водителем скорой помощи.
«Когда в феврале объявили о начале спецоперации, я это решение поддержал, — рассказывает Иван. — Наконец-то наша страна начала что-то делать для защиты людей Донбасса. В марте друг предложил поехать туда добровольцами, мол, мы тут что-то засиделись. Мы пришли в военкомат, но там сказали, что добровольцев не берут. В начале мая мне скинули ссылку на ЧВК „Вагнер“ — мы с другом обратились туда и нас согласились взять. Мы уже собирались покупать билеты, но мой товарищ, который служит в Сирии по контракту, отговорил. Сказал, что видел этих „вагнеровцев“, там всё очень жёстко. Лучше, говорит, попробовать поехать через чеченский добровольческий батальон „Ахмат“. 25 мая мы сели в поезд до Грозного».
По словам Бурова, в Грозный каждый день приезжали добровольцы из разных регионов. Их сразу отправляли в Гудермес на территорию Российского университета спецназа. Примерно в двух километрах от здания вуза был разбит палаточный лагерь, в котором добровольцы проходили подготовку.
«На КПП у всех сразу забрали телефоны, сломали симки, проверили рюкзаки, оставили только самое необходимое, остальное выкинули, — вспоминает Иван. — С нами были казаки, они привезли с собой шашки, папахи — их тоже выбросили. На полигоне университета проходили стрельбы, были и теоретические занятия — рассказывали про военную технику, показывали разное оружие. Через три дня приехали представители Минобороны, стали у каждого проверять документы. Тех, у кого были проблемы со здоровьем, судимость или кто не проходил срочку, отправили домой. Таких набралось человек 150. Моего друга тоже завернули».
Буров говорит, что добровольцам, которые раньше служили в Чечне, командиры посоветовали «забыть всё, что было, потому что на Украине ситуация намного жёстче».
«У меня три дочки, не представляю, если бы они оказались под бомбёжками»
Через два дня Ивану выдали военную форму, отвезли в аэропорт Грозного и самолётом отправили на военную базу в Ростове-на-Дону. На борту было 209 добровольцев. С военной базы их отвезли на автобусах в Луганск, а оттуда на военных КамАЗах и «уралах» доставили в город Рубежное, который находился под контролем российских войск.
«Нас разместили в полуразрушенном детском садике, — рассказывает Буров. — Спали на детских кроватках — сдвигали несколько в ряд и спали. Везде валялись игрушки, горшочки, одежда. Это очень действовало на нервы. У меня три дочки, младшей четыре года, я не представляю, что бы со мной было, если бы они оказались под бомбёжками».
Каждый день в детский сад приезжали командиры и набирали группы людей в среднем по 50 человек. Ивана забрали пятого июня и отправили в Северодонецк, где находится крупнейшее химическое предприятие Украины — «Северодонецкий Азот». Завод и соседняя автобаза были под контролем ВСУ.
«Мой первый бой был седьмого июня, было очень страшно, подумал: „Что я тут вообще делаю?“ На автобазе мы быстро погасили противника: может, те не ожидали, что мы так нагло зайдём. Бои за завод шли больше двух недель — при попытках прорваться мы попадали под минные обстрелы. Но 23 июня мы всё-таки его взяли», — говорит Буров.
После штурма «Северодонецкого Азота» группу Ивана перебросили в Лисичанск, который, по его словам, взяли практически без боя. Военным дали неделю отдыха: за это время они, по словам Бурова, «отсыпались, мылись, стирались, кушали фрукты, кто-то выпивал». Затем его и двоих сослуживцев отправили осматривать позицию перед предстоящим боем рядом с нефтеперерабатывающим заводом Лисичанска.
«На разной удаленности от НПЗ были вырыты окопы, — рассказывает Иван. — В одном из них сидели семь-восемь контрактников, у одного из них, 23-летнего парня, была оторвана кисть. Он весь на промедоле (наркотический анальгетик — ЛБ), перевязанный. Я спросил: „Почему его не везут в госпиталь?“ Мне ответили, что не знают, был приказ сидеть и ждать. Пацаны рассказали, что в бою участвовали около 170 человек наших, из них погибли не четверть и даже не половина. Мы забрали раненого парня и отвезли его в госпиталь Лисичанска».
«Незабываемый выброс адреналина и воинское братство»
Остаток службы Иван провёл на границе ЛНР и ДНР. Восьмого августа его группу из 160 человек вывезли из Лисичанска в Луганск и дальше через Ростов-на-Дону в Грозный. Бурова прикрепили к воинской части в селе Борзое, где поселили в общежитие и сказали ждать, когда придёт приказ на увольнение.
По приезде в Чечню, как говорит Буров, выяснилось, что в его подразделении не вели журнал боевых выходов. Этот документ необходим для получения «боевой» выплаты: участникам СВО Минобороны доплачивает около восьми тысяч рублей за день службы. По словам Ивана, он должен получить около 500 тысяч рублей.
«Помню, что перед каждым выходом у нас на листочек записывали имя, номер автомата и позывной. У меня он был „ноль-третий“, как номер скорой помощи. Я так понимаю, что этот листок потом просто выбрасывали. Мы вообще не знали, что должен быть такой журнал. Командир части сказал, что во всём разберётся и выплаты мы обязательно получим. Мы ему поверили и после получения приказов об увольнении разъехались по своим городам», — пояснил Буров.
В Братск Иван вернулся седьмого октября. Взял справки об участии в СВО, пришёл в военкомат, чтобы получить удостоверение ветерана боевых действий, но оказалось, что для этого нужно его личное дело. Документ должны были прислать из воинской части Борзоя, но этого не сделано до сих пор.
Буров говорит, что общается с бывшими сослуживцами в группе WhatsApp (принадлежит компании Meta, которая признана в России экстремистской организацией и запрещена, — ЛБ) и они рассказывают, что тоже столкнулись с такой проблемой. Личные дела получили только несколько человек, благодаря тому что их поддержали военкоматы и сделали запросы в Чечню, сказал Иван. Он добавил, что боевую выплату ему ещё не начислили. Он никуда не жаловался, поскольку, по словам Ивана, «идти воевать его никто не заставлял».
«Сейчас я по-прежнему работаю водителем на скорой, но иногда хочется вернуться, — рассказывает Иван Буров. — Я страшно боюсь своего желания. С одной стороны, это незабываемый выброс адреналина и воинское братство, очень скучаю по всему этому. С другой — это решение может стать для меня фатальным. Многие знакомые, которые ушли на спецоперацию во второй раз, погибли».
Иллюстрация на обложке: изображение сгенерировано искусственным интеллектом.