Свой первый альбом «Девичье горе», «Позоры» выпустили в Томске, в 2018-м. Он взбудоражил всех, кто следит за российской инди-сценой. О «Позорах» написали «Медуза», «Афиша», «Кольта», «The Village», а также менее известные паблики, специализирующиеся на современном искусстве.
Журналисты окрестили музыку «Позоров» фем-панком, но самой бессменной вокалистке и автору песен группы — Лене Кузнецовой, такое определение не нравится. Она говорила в прошлых интервью, что, сочиняя песни, принесшие группе известность, не считала себя феминисткой. Лена не соответствует патриархальным стереотипам — это как раз понятно, и не требует дополнительных объяснений. Но и никаким другим стереотипам — и в жизни, и на сцене — она не соответствует тоже. То же самое можно сказать о группе в целом.
«Позоры» кардинально отличаются от большинства российских независимых рок-групп конца 80-х — начала 90-х. Чтобы понять «Позоры», неплохо бы забыть всё, что вы знали о группах, в которых пишут тексты и поют женщины.
Андеграундные томские музыканты сначала придумали название — «Позоры». И уже потом стали думать, какую музыку могла бы исполнять группа с таким названием, и кто мог бы в ней играть.
Лена Кузнецова несколько лет играла в Томске на басу в разных группах, и была абсолютно уверена, что никогда не будет писать тексты и петь. Но именно это случилось с ней в «Позорах». Как раз за музыкальную часть в этом проекте отвечали и отвечают другие.
«Пойдём выйдем, подерёмся, кухонный боксёр», — пела Лена в одном из треков, включенных в первый альбом «Позоров». Думаю, эта строчка врезалась в память не только мне. Непривычный взгляд на тему домашнего насилия и в целом гендерной дискриминации. Героиня песни не плачется, не просит о пощаде, а, наоборот, сама готова врезать агрессору. Музыка тоже удивляла. Свирепая, бескомпромиссная, и в тоже время не примитивная, сложноустроенная. Электроника напополам с панк-роком.
Нынешний альбом «2 Девичье 2 горе» — реплика в адрес того, самого первого альбома. Но это — уже другая музыка.
«В этих текстах многое предсказано»
ЛБ: В названии нынешнего альбома — «2 Девичье 2 горе» — вы практически воспроизводите название первого. Вы так прощаетесь? Дескать, круг замкнулся, цикл завершён. Или это попытка снова громко заявить о «Позорах»?
Лена: Когда придумывали название нынешнего альбома, не задумывались о каком-то символизме. Это отсылка ко второму фильму «Форсаж». И во многом этот альбом строится на музыкальных отсылках, на всяких скрытых приколах.
В названии снова «Девичье горе», потому что там есть и тематическая преемственность. Тексты для первой ЕР-шки я писала, будучи 23-летней, с разбитым сердцем и всё такое. Писала просто про свою жизнь, обиды, боль. Я не писала про политику, про большие темы, про феминизм, но многие слушатели и музыкальные критики всё это в первом альбоме увидели, потому что мои переживания с этими большими темами резонировали.
Нынешний альбом — про переживания женщины, которая уже взрослее и оказывается в каких-то других ситуациях. Её немного другие вещи начинают беспокоить. Круг тем расширился: вопросы женственности, вопросы властных иерархий, отношений с государством.
Сейчас мне кажется, что тексты первого «Девичьего горя» писала не я, а кто-то другой. Это пройденная ступень. А тексты нынешнего альбома — ступень сегодняшняя.
ЛБ: Во втором вашем альбоме, вышедшем несколько лет назад, была песня про Ивана Голунова… Точнее, — песня, в которой Иван Голунов упоминался. В альбоме нынешнем вы не высказываетесь о войне и о репрессиях внутри страны, будто какие-то темы себе запретили.
Лена: Открою секрет. Тексты песен нынешнего альбома написаны в 2020 году. А музыкально он был сделан с 2020-го по 2022-ой.
Игорь: Да, на нынешнем альбоме тексты четырёх-пятилетней давности. Там нет прямых высказываний, но в этих текстах многое предсказано. После начала полномасштабной войны они приобрели новое измерение, стали только актуальнее.
Лена: Я бы ещё хотела сказать, что на последнем альбоме присутствуют песни «Правопорядок» и «Экстремизм», которые, на мой взгляд, достаточно прямо высказываются о происходящем сегодня.
Игорь: Мне кажется, это очень интересный вопрос: было ли 24-е февраля разрывом или продолжением? Я много слушал подкастов про, прости господи, распад Римской империи. И тоже возникает вопрос: с одной стороны, исторический разрыв, с другой стороны, в этом процессе распада есть протяжённость, преемственность. И 24-е февраля — как снег на голову, но мы знаем, откуда этот снег, с какой крыши. В 2022 году 24-е февраля ощущалось как полный шок и разрыв, но сейчас, три года спустя — как ступень в понятной лестнице.
В 2022-м релизнуть этот альбом мы не смогли, да и не захотели бы. Но в 2025-м, мне кажется, уже легче выстроить эту связь между «до» и «после».
ЛБ: До официального релиза в апреле 2025 года этот альбом не распространялся?
Игорь: Не распространялся. Он сводился, допродюссировался, дописывался. Нормальный постпродакшн, который мог быть сфокусировано сделан за три месяца, а сделан за пятнадцать.
Лена: Он релизнутый, и теперь у нас с ним начались публичные отношения. До этого были с этими песнями отношения личные, все эти пять лет, получается.
ЛБ: О «Позорах» много писали после выхода первого альбома. Последовавшие релизы такого интереса не вызвали. Что даёт вам силы продолжать? Или я недооцениваю вашу популярность?
Лена: Популярность никогда не была мотивом что-то делать — ни для меня, ни, думаю, для Игоря. Мы всё делаем на чистом угаре. Популярность «Позоров» меня скорее тяготила. Когда ты популярен, то получаешь не только ценный и значимый фидбэк, но и какую-то хуйню непонятную от непонятных людей. Сама по себе популярность не способна генерировать энергию для дальнейшего творчества. Нынешний альбом мы сделали, потому что нам есть что сказать и музыкально, и лирически. Сейчас мы поехали в тур, потому что нам нравится играть концерты. С Игорем играть вместе. Появился такой шанс — почему бы им не воспользоваться?
Игорь: И появился повод в виде альбома.
Лена: Да.
Игорь: Соглашусь с Леной на сто процентов: популярность не работает в качестве какого-то драйвера. «Позоры» — это не коммерческий проект. Это группа, на которую мы все понемножку тратим свои деньги. И это нормальная ситуация. Это реальность почти всех локальных андеграундных групп. Мы делаем это… В зависимости от уровня серьёзности, можно сказать «ради искусства» или «по угару». Это одно и то же.
Я думаю, что такой символический возврат к «Девичьему горю» важен. Не для того, чтобы вернуть былую популярность, а чтобы подчеркнуть преемственность. Это наше новое большое высказывание после первого альбома, который все заметили. Мне кажется, в случае «Позоров» популярность сыграла роль в 2018-м году, потому что она была внезапной, не совсем ожидаемой, и дала силы и мотивацию сделать некоторые шаги, но это был разовый момент. Группа локально выстрелила, про неё написала «Медуза», появились какие-то слушатели. Все последующие релизы были либо короткими, либо незамеченными. Нас это особо не волновало. Мы всяким маркетингом и прочим занимаемся постольку поскольку…
Лена: Это ты занимаешься постольку поскольку!
Игорь: Хорошо, я не хотел преуменьшать твой вклад, твои усилия. Но всё равно… Скажем так, в коммерческой группе это было бы…
Лена: Мы не занимаемся коммерческим маркетингом. Мы занимаемся угарным маркетингом.
ЛБ: Звал приятеля на ваш ереванский концерт. Он «Позоры» никогда не слышал. Говорит: «Я не люблю русский рок». Стал ему объяснять: «Это вообще не русский рок…», и поймал себя на мысли, что тексты-то на русском, но при этом совсем далеки от традиций стихосложения отечественных рок-исполнителей конца 80-х. Приходящие на концерты спрашивают про тексты? Что вы им отвечаете?
Лена: Нет, таких вопросов обычно не задают. Я понимаю, что я не Илья Кормильцев. У меня с поэтическим языком не очень ладится. Я не могу писать стихи, я пишу песенную лирику. Возможно, это не очень заметно, но на меня сильно повлиял Гребенщиков. В нулевых он писал жёсткие агрессивные тексты, в которых было много метафор понатыкано. Просто — слови эмоцию.
И с точки зрения песенной лирики на меня повлияла группа «Рамштайн». Думаю, их влияние ощущается сильнее. Я пишу песню не из поэтического, а из эмоционального импульса. Ко мне приходит какое-то чувство, которое пытаюсь облечь в слова. Как правило, сначала одна фраза, которую я раскручиваю. Это какое-то экспрессионистское творчество. Вспышка, которую я хочу максимально сконцентрировать. Это хорошо получилось в «Толпе ебаных мужиков», где присутствуют и сюжет, и бьющая прямо в лицо эмоция. Или песня «Женщина». Я думаю, что нахожусь в хардкорной традиции, традиции панка, где в текстах личное переплетается с политическим. Лаконичные зарисовки, в которых раскрываются серьёзные проблемы.
После концерта в Батуми в соцсетях было несколько сториз, где девчонки писали, что песня «Женщина» — это гимн всех женщин. Для меня такие фидбэки очень важны. Песня про домашнее насилие, про насилие в отношениях, про то, что причина этого насилия — завеса патриархального непонимания.
ЛБ: На концертах вокал, барабаны и бас — живые, а электронная часть музыки — предзаписанная, играющая с лэптопа. Если вспомнить русский рок рубежа 80-х и 90-х, честные рокеры, игравшие вживую, противопоставляли себя попсовикам-фонограмщикам. У Шевчука даже песня была — «Фонограмщик». Для «Позоров» такой формат концертов — что-то вынужденное, или это так и задумано?
Лена: Шевчук бы нас оплевал, потому что у нас и бэк вокал частично через плейбэк…
Никакого компромисса нет, всё изначально так и задумывалось. Цифровая часть музыки создавалась на компьютере, и звучит с лэптопа так, как и должна. У нас не было цели создавать группу, где семнадцать электронщиков играли бы всё вживую. Технологии развиваются, почему бы ими не воспользоваться? Компьютер — полноценный участник нашей группы.
Игорь: Это хороший вопрос. Я не поддерживаю это разделение музыки, которое было актуально в 90-е, а сейчас уже нет. Электронный слой музыки «Позоров», который с самого начала не предполагал живого исполнения на концертах, дает возможность экспериментировать при записи альбомов. Можно прописывать любые сэмплы, или даже целый оркестр. «Позоры» с самого начала только частично были рок-группой. Был ещё определённый хип-хоп эпос.
С другой стороны, когда мы на концертах играли с Леной только вдвоём (бас тогда тоже был предзаписанным), мне не хватало на сцене какой-то музыкальной динамики, рождающейся из живого взаимодействия музыкантов. У меня есть фрустрация, что приходится играть каракоке немножко, что мы подыгрываем предзаписанному треку. Было бы здорово когда-нибудь собрать на сцене полностью живой состав «Позоров», но в обозримом будущем я не вижу такой возможности.
Недостаток музыкальной драмы открывает пространство для другой драмы. На концертах «Позоров» были очень мощные сценические перформативные действия. Мы, например, дрались с Леной на сцене или что-нибудь такое. Когда мы играли вдвоём, я пытался какую-то символическую драму придумывать. В какой-то момент я играл полностью в черном обтягивающем костюме. У нас был такой контрапункт: я — почти нечеловеческая фигура, намеренно скрыта от зрителей, а Лена, наоборот, очень активная, живая.
ЛБ: В соавторах нынешнего альбома значится музыкант Вова Седых. Насколько понимаю, абсолютно легендарный человек в том комьюнити, к которому вы принадлежите. Как вы с ним познакомились и стали сотрудничать?
Лена: «Как познакомились» — хороший вопрос. Я точно была на его концертах. С группой «Он юн» или с кем-то ещё. Мы друг друга знали заочно, поэтому познакомиться не представляло никакой проблемы. Сергей, игравший в первом составе «Позоров», не оставил нам «минусА». Мы играли с какими-то ужасными «минусами», где всё свистело, пердело. Спросили Вову, будет ли ему интересно заняться реверс-инжинирингом — переписать биты для нашей песни «Толпа ебаных мужиков». Он сказал: «Да, это интересная задача». И справился великолепно, переаранжировал одно место, которое ему не очень понравилось. Сейчас мы играем эту песню с тем «минусом», который Вова написал. Когда мы записывали новый альбом, Вова согласился сотрудничать с нами в качестве композитора. Несколько треков они сделали совместно с Игорем. Несколько треков Вова сделал один, например, «Стылой кровью моих обид питаются мои цветы». Сейчас пишем новые треки. Вова написал вступление к новой песне. Интересно, что из этого получится.
«Ты выходишь из дома, и над тобой висит огромный мент»
ЛБ: Вопрос к Лене: Почему вы остаётесь в России, в Москве?
Лена: История такая… Я изначально из Сибири. Сейчас мой знакомый делает большой фестиваль в Томске. Я написала ему: «Давай мы сыграем в Томске». — «Да, круто, давай!». Через неделю он пишет: «Нужно подать поимённые списки в ФСБ». То есть фамилии, имена, отчества. Вот так сейчас выглядит жизнь в России. В Москве ты выходишь из дома, и просто над тобой висит огромный мент, который на тебя смотрит. Текущие реалии таковы, что ты так или иначе будешь с государством сталкиваться в не очень комфортных и приятных для тебя обстоятельствах. Ты пытаешься к этому адаптироваться. Если это вопрос, почему я не уезжаю…
ЛБ: Это именно вопрос, а не упрёк
Лена: Да, я понимаю. Я анархистка. Для меня все государства достаточно плохи и репрессивны. Так получилось, что я родилась в России. У меня российское гражданство, в России я — представительница титульной нации, мой родной язык — русский. Я здесь в более привилегированном положении, чем была бы в эмиграции… Возможно, если меня возьмут за жопу, я буду думать иначе. Меня постоянно кренит в сторону свободы.
Игорь: У меня тоже есть ответ. Я сейчас живу в Италии. Сейчас приехал, чтобы поиграть с Леной в Грузии и в Армении. Когда ты находишься вне России, немножко занимаешься активизмом или чем-то подобным, очень легко впасть в крайность: «В России всё плохо, там всех сажают, там ничего не возможно». И так далее. Это ретроспективно валидирует твой отъезд, обосновывает твои эмигрантские страдания. Но это упрощённая картина. Это фрактальная граница, которая только издалека выглядит чёрно-белой.
Лена: Есть же пословица: «В России законы строгие, но необязательные к исполнению».
Игорь: Ну да. С одной стороны, в России попадают под раздачу случайные люди за рандомные комментарии. С другой стороны, заметные люди и НКО, которых, казалось бы, должны давно закрыть, продолжают что-то делать в течение долго времени.
Лена: Это как огромная машина с вращающимися бензопилами, которая едет по хаотичной траектории. Если отойти от неё на шаг, она тебя не заметит и проедет мимо. Конечно, как повезёт. Я понимаю, что веду себя безрассудно и безответственно. Понимаю, что хорошо было бы уехать и жить в безопасности, но в данный момент у меня другие обстоятельства.
Игорь: Я понимаю, о чем говорит Лена. Десять лет назад было чёткое ощущение, что есть свободный мир, и есть какая-то там отсталая Россия с ментами. По факту оказалось, что «свободный мир» — он тоже несвободный. До недавних пор казалось, что, уехав, например, в США, при всей дороговизне и сложностях легализации, ты попадёшь в свободную страну, а сейчас мы видим, что в США иммиграционная полиция хватает людей на улице и высылает практически без суда и следствия. Наверное, живущие в США не чувствуют себя такими бесправными, как российское население, но разрыв между этими государствами не такой радикальный, как мы привыкли думать.
Лена: В целом — мировой правый поворот. Мне кажется, если в России полностью на законодательном уровне запретят аборты, можно будет найти, где их сделать. Появится теневой бизнес в этой сфере, который просто будет давать ментам на лапу и процветать. Будут клиники, делающие аборты в нормальных условиях, просто это будет проплаченная мусорам тема. А если мигрантка в Европе захочет сделать аборт, например, в Польше, где аборты запрещены, то столкнется с гораздо более сложной ситуацией.
Игорь: Я живу в одном из южных регионов Италии. Там 80 процентов врачей отказываются делать аборты, потому что они католики. Законом такая форма дискриминации разрешена.
Лена: Я не хочу сказать, что в России всё нормально. Что «возвращайтесь, всё будет круто!». Я хочу просто подсветить, то, что Игорь сказал: вот эта граница в приложении к каким-то бытовым ситуациям оказывается не чёрно-белой.
ЛБ: Понимаю, о чём вы говорите. Но в России могут бросить за решетку из-за пяти антивоенных стикеров, как это случилось с Сашей Скочиленко, которая только чудом снова оказалась на свободе. Такие как вы — мишень для условных Милонова и Мизулиной. В России вы живете в ситуации, когда в любой момент — стук в дверь, обыск.
Лена: Да, это неприятно. Мигранты говорят, что у них нет ощущения дома, и что иногда им хочется вернуться в Россию. Но я в какой-то момент — даже до 2022-го года, скорее, после обысков у журналистов «Доксы» — я перестала чувствовать себя безопасно у себя дома. И, действительно, когда соседи стучатся к тебе в 6 утра, чтобы сказать, что они тебя затопили, то просыпаешься с мыслью, что стучат совсем и не соседи. Любой стук в дверь, любой взгляд мента… Я, отправляясь из Москвы в кавказский тур, не была уверена, что меня выпустят из страны.
ЛБ: Что в Москве сейчас с клубами, в которых могут играть независимые музыканты?
Лена: Я почти перестала ходить на концерты в какой-то момент. Не знаю, что со мной произошло. Просто чем-то другим стала заниматься, поэтому я не очень слежу за тем, что происходит. Судя по всему, площадок достаточно, просто я про них не знаю. Мне сложно говорить о ситуации в целом. Мы сотрудничаем с клубами, в которых уверены. Про которые знаем, что там не будет всякой хуйни, типа зетников залетных…
Помимо государства есть ещё прослойка молодых людей, которые пытаются как-то смириться с жизнью в современной России. Такие на концертах кричат «Гойда!» в качестве мема. И это не очень приятно. Потому что от крика «Гойда!» до крика «Зиг Хайль!» один шажочек. Мы этих людей на своих концертах не приветствуем, несколько раз были конфликты.
ЛБ: По-моему, концерты группы «Позоры» — максимально странное место, чтобы кричать «Гойда!».
Игорь: Кричат на любых, на которые приходят. Они не то что бы выражают респект агрессии против Украины. Это просто залётные люди, которые…
Лена: Которые так выражают свой восторг. Так было в прошлом году на концерте в Санкт-Петербурге. Не во время нашего выступления, а на выступлении предшествовавшей нам группы, зритель кричал: «Гойда!», и гитарист этой группы сказал: «Я не буду продолжать выступление». Пиздец, что вообще происходит. Пришлось провести воспитательную беседу с публикой, состоявшей из 20-летних. Видимо, они так пытаются преодолеть травматичный опыт от жизни в России.
ЛБ: В России неугодных властям артистов и музыкантов отменяют. Музыканты «Позоров» и другие люди из вашего комьюнити с этим не сталкивались? Концерты в последний момент не срываются?
Лена: Мы сотрудничаем со своими чуваками, в основном. Это не какие-то коммерческие клубы. Наши ребята. Никаких превентивных отмен пока не случалось. Пока никаких директив от правоохранительных органов в нашу сторону не было. Мы — достаточно локальный феномен. Думаю, им есть чем заняться. Литераторы, журналисты… Музыкой они не особо занимаются.
ЛБ: Но, например, относительно недавно иноагентом объявили Васю Обломова.
Лена: Я говорю не про суперзвёзд, а про не очень известных музыкантов. Не было ни одного случая, чтобы кого-то из моих друзей-музыкантов прям посадили. Некоторыми правоохранители интересовались, но человек либо отделывался штрафом, либо мог уехать. Целенаправленной атаки на андеграундную музыку в России нет.
«Это история как раз для „Людей Байкала“»
ЛБ: Вы оба из Сибири. Сибирская идентичность для вас важна?
Лена: Когда выезжаю за рубеж, и у меня спрашивают, откуда я, отвечаю: «Из Сибири». Сибирь — всё-таки отдельная территория, с которой мне важнее идентифицироваться, чем с Россией в целом.
Если говорить об андеграундной сцене, то в Москве музыканты больше избалованы вниманием, начинают с этим вниманием играться. Я боюсь быть вовлечена в это. Надеюсь, нам это удаётся: не играть на публику, не делать того, что публика от нас ждёт. В этом плане маленькие сцены хорошо воспитывают.
На наших концертах я хотела бы видеть не потребителей, купивших билет, и скептически ожидающих, сполна ли они получат то, за что заплатили, а друзей. Самый ценный зритель — тот, кто нас ещё никогда не слышал, и ему друзья сказали: «Классная группа приезжает, пойдём!». На концерте я бы хотела закорешиться с корешем моих корешей.
Игорь: Да, для меня сибирская идентичность важна. Я знаю, что у многих после начала полномасштабной войны возникла потребность не просто в универсальной российской идентичности, а в культурной, национальной, региональной. У меня это началось гораздо раньше. В 2014 году я переехал в Москву, где поступил в университет. И в какой-то момент начал чувствовать связь с малой родиной. И в группу «Позоры» я влился очень вовремя, потому что в этот период вокруг сибирской идентичности начала строится какая-то музыкальная тусовка, частью которой стала и группа «Позоры». В середине 2010-х годов у журналистов, пишущих о музыке, появился термин «новая российская волна»…
ЛБ: Именно «российская»? Не «сибирская»?
Игорь: Журналистский термин был «российская», хотя многие заметные в ней группы — они были подчёркнуто сибирские. Мифология группы «Буерак» в значительной степени строилась на сибирской идентичности. У них был мифологический город «Усть-Чилим», которого на самом деле не существует. Это собирательный образ провинциального сибирского города. Группа «Шумные угрожающие выходки» и другие независимые музыканты начали строить тусовку вокруг сибирской идентичности.
ЛБ: Вы познакомились друг с другом, когда уже жили в Москве?
Лена: Это история как раз для «Людей Байкала». Игорь уже жил в Москве. Он поехал в тур по России со своим сольным проектом «Корабельные сосны». Ехал на каких-то перекладных автобусах, электричках. Конечной точкой тура был Иркутск. Игорь хотел ещё и повидаться со своими родителями. По дороге он заезжал в Томск, где мы делали ему концерт, Игорь вписывался у меня.
Мне очень понравилось с ним тусоваться. На концерте я выпила пива, и говорю: «А давай на великах поедем на Ольхон!». Он отвечает: «Конечно, давай. У моих родителей как раз есть велики и вся снаряга». И мы поехали с ним в такое путешествие, где ещё больше сдружились. Группы «Позоры» тогда ещё или не было, или она только начинала создаваться. Когда переехала в Москву, мы продолжили с Игорем общаться. На некоторых концертах он стал играть с «Позорами» — сначала на басу. Потом Сергей, писавший для «Позоров» музыку, из группы ушёл. Место композитора нужно было кому-то занять. Я предложила Игорю, и он согласился.
Игорь: В той музыкальной среде, к которой мы принадлежим, всё строится в первую очередь на личных контактах, на дружбе, на товариществе, и уже во вторую — на профессиональных качествах.
ЛБ: Вы сказали, что альбомы и концерты «Позоров» не приносят вам денег. А чем вы тогда живёте? Чем занимаетесь кроме музыки?
Игорь: В Москве я окончил физфак, поступил в аспирантуру, обучение в которой прервал в связи с эмиграцией. Я уже полтора года в Италии, где у меня академическая карьера. Занимаюсь астрофизикой, физикой космических лучей.
Лена: Я занимаюсь продажами в IT — раньше в сфере автобизнеса, сейчас в тяжёлой металлургии и горнодобывающей промышленности. Делаю информационные системы для этих индустрий. А по жизни — ращу цветы, у меня их больше пятидесяти, и приютскую собаку. Обожаю машины.
ЛБ: На обложке последнего альбома «Позоров» грузовики. В одном из интервью вы рассказывали, что видите сходства между женщинами и машинами: мужчины видят и в тех, и в других только механизмы для удовлетворения своих прихотей. Могли бы коротко рассказать об этом для «Людей Байкала?
Лена: Точнее будет сказать не «мужчины видят», а «таковы установки патриархата». Есть определённое сходство в том, как в патриархальном обществе эксплуатируются женщины, животные и механизмы, машины. Этим киберфеминизм занимается. Можно почитать, например, Донну Харауэй.
ЛБ: У вас обоих кроме «Позоров» были и другие музыкальные проекты. Что с ними сейчас?
Игорь: У меня был соло-проект «Корабельные сосны». По факту он неактивен последние семь лет. Забросил его по каким-то жизненным обстоятельствам, и потому, что сосредоточился на «Позорах». Я хочу «Корабельные сосны» оживить.
Лена: У меня сейчас только «Позоры». Но вот на днях мы сидели на кухне с музыкантами группы «Црвених Цветова» и заговорили про клипы. Показала им клипы томской группы «Вхоре», где я играла на басу. И что-то так расчувствовалась, что написала девчонкам, с которыми в этой группе играла: «Давайте вместе музыку поделаем». — «О, круто, давай!». Поэтому, может быть, с группой «Вхоре» мы ещё что-то сделаем.
Последний альбом «Позоров» можно послушать здесь. На этой же платформе можно найти предыдущие релизы этой группы. В текстах присутствует ненормативная лексика, если для вас это неприемлемо — пожалуйста, не слушайте.
*Признан иноагентом в России