Самая красивая деревня
«Всю жопу отобьёшь, пока доедешь», — говорит Долгор Ангархаева, выходя из своей белой «Тойоты-Аллион» на разбитую грунтовую дорогу. 39-летняя Долгор — учительница физкультуры в селе Туран Тункинского района Бурятии. Она ломает хребтовые кости уже четыре года. Долгор — крепкая, небольшого роста, с буддийской татуировкой «инь-ян» на левом плече.
Ангархаева приехала на фотосессию для журнала «Люди Байкала» в село Хойто-Гол, это в 20 километрах от Турана по очень плохой грунтовке. Здесь живёт самый знаменитый бурятский костолом Жалсып Манзаров. Его тоже пригласили на фотосессию. В 2020 году в финале престижного международного турнира «Алтан Мундарга» 19-летний Жалсып сломал хребтовую кость верблюда длиной с локоть Манзарова. Парень стал абсолютным чемпионом и получил ключи от однокомнатной квартиры в новостройке Улан-Удэ.
Хойто-Гол — это тупик, с трёх сторон его окружают горы Саяны. Местные считают, что именно из-за изолированности села здесь сохранились традиции костоломства.
Само село — некрашеные срубы из больших брёвен. На крышах некоторых — светлый сайдинг, на других — потемневший старый шифер. Много брошенных домов. Покосившиеся изгороди, заборы, составленные из досок разного размера. На полях лежат остатки ржавых сельскохозяйственных машин — когда-то здесь был совхоз. В 2021 году ассоциация «Самые красивые деревни России» включила Хойто-Гол в свой список «самых красивых» и установила на въезде соответствующий знак. «Горы обалденные, да, — написал по этому поводу пользователь одного из местных пабликов. — Но при чём тут само село? Оно же еле дышит».
Долгор и Жалсып предлагают провести фотосессию у подножия Саян — на фоне горы Алтан Мундарга (в переводе с бурятского «золотая вершина»). Главное состязание костоломов в Бурятии названо в её честь.
Из мешка на траву вываливают хребтовые кости, которые принёс друг Жалсыпа Ардын. Их штук 20, на конце каждой — позвонок размером с мужской кулак (костоломы называют его «шапка»). Некоторые кости покрыты серо-зелёной плесенью и пахнут гнилью. «Неправильно хранили», — вздыхает Долгор. Она голыми руками берёт одну кость длиной в две ладони женщины. Толщина — с сантиметр. Долгор вытаскивает нож, очищает кость от мяса. Подрезает её конец — иначе при разбивании осколки кости могут поранить руки. Смотрит на свои ладони — небольшие, кожа чистая, ногти коротко пострижены. «Мозоль этой костью натру», — говорит Долгор и цокает языком.
Ангархаева выходит в поле, берёт кость в правую руку. Левую сжимает в кулак. Несколько раз плавно разводит и сводит руки, постукивая кулаком по тому месту, куда будет бить. Резкий выдох, удар, короткий крик «хэ-э-э!» — и кусок отлетает в сторону. «Ух, адреналин пошёл», — громко произносит Долгор и проводит руками по своему телу снизу вверх. Она не раскраснелась, её волосы не растрепались. «Когда кость ломаешь, в руке появляется такое лёгкое жжение — кайфовое, неописуемое, — говорит Ангархаева. — А вот если не разобьёшь, то очень больно. Две руки друг к другу идут, и получается амплитуда встречная. И вся эта хрень — ж-ж-ж-ж — от моей руки прямо в голову».
Следующие полчаса кости бьёт Жалсып. Он делает это легко, раз за разом. Большие, с плесенью, с остатками мяса. Жалсып ничего не зачищает. Делает пару замахов, ударяет — кость разлетается. Сначала он бьёт один. Потом в дуэте с Долгор. Потом стоя на коне. Потом — верхом и на скаку. «Можно я уже пойду? — наконец просит Манзаров. — Мне ещё картошку копать надо».
Накануне Жалсыпу исполнился 21 год. Праздник он отметил с друзьями и опоздал на фотосессию на полчаса — проспал.
«Кость всё учует»
— Когда человек бьёт кость, ему надо отключить мозги, — рассуждает Жалсып Манзаров. — Если будет думать о выигрыше, который может получить, он никогда её не сломает. Если уверен, что разобьёт кость — не сломает. Если помыслы злые, если боится, если засомневался, если возгордился — тоже. Надо ни о чём не думать. Это очень буддийский подход.
Историки считают, что забава hэер шаалган (с бурятского — «проверить кость», читается «хэр шалгэн» — ЛБ) появилась у бурят-монголов в 17 веке до нашей эры. Животноводы играли в неё в ноябре и декабре — когда шёл массовый забой скота.
Хребтовые кости отваривали отдельно. За столом собиралась вся семья, приходили гости. С костей съедали мясо (оно считалось самым вкусным), а затем их пытались разбить. Участвовали в этом и мужчины, и женщины, и старики, и дети. В игре был и сакральный смысл: разбил кость — отпустил душу животного. Значит, корова сможет переродиться в следующей жизни. Это тоже по-буддийски.
На самые сложные, крепкие кости делали ставки — получится сломать или нет. Хозяева подвязывали такую кость хадаком (ритуальный буддийский шарф, его дарят в знак почтения и дружбы — ЛБ), вешали в доме на видное место. И ставили на неё деньги или скот. Гость оценивал свои силы и, если был готов, предлагал ответную ставку. Получится разбить — заберёшь и хозяйское, и своё. Не получится — останешься ни с чем.
Такие кости со ставками (их называют «коммерческие») есть и на современных соревнованиях. Это отдельное направление. Участник ставит 100 рублей за попытку сломать кость. Если разобьёт — срывает банк. Некоторые пробуют свои силы только на коммерческих костях. «На одном турнире кон поднялся до 25 тысяч рублей, — вспоминает Долгор Ангархаева. — Никто не мог кость разбить. И вышел мальчик русский — худой, маленький. Взял и сломал. Я его спрашиваю: „Почему не участвуешь в соревнованиях?“ А он мне: „Зачем мне ваши круги проходить, если я от одного удара могу много денег заработать“».
На турнирах спортсмены преодолевают круг за кругом, постепенно кости становятся всё больше и сложнее. Не разбил — выбыл. Жалсып Манзаров на турнире «Алтан Мундарга» сломал 22 кости и стал победителем. Долгор Ангархаева на других соревнованиях разбила 21 кость. Под конец её рука была обмотана бинтом, сквозь который сочилась кровь.
Костоломы разбивают кости голыми руками, надевать перчатки или какие-то средства защиты им запрещено. На соревнованиях можно использовать бинт или пластырь — с разрешения медика. Но руки всё равно опухают, бывают и синяки, и ссадины.
Историй про то, как кто-то не сломал кость и почему — множество. Самая популярная — про организатора соревнований в Закаменском районе (закаменцы — «заклятые» друзья-соперники для тункинцев). Мужчина участвовал в турнире и в одном круге не смог разбить кость. «Тогда он попросил судей: „Пропустите меня дальше, я же организатор“, — рассказывают об этом происшествии сразу несколько костоломов из Тунки. — Ну, пустили его. И он на несложной, тонкой кости себе руку сломал. Три года потом рука заживала. Это о чём говорит? Нельзя обманывать! Кость все плохие помыслы человека учует».
В hэер шаалган используются семь самых крупных костей от одной коровы, быка или верблюда (всего их 13). Минимальные размеры костей для игры — 30 сантиметров в длину, 4 сантиметра в ширину и 6 миллиметров в толщину. Техник насчитывается больше 20 — костоломы часто изобретают свои собственные. Бьют спереди, сбоку, в прыжке и даже сзади.
Заготовки костей тщательно высушивают и берегут для выступлений. В Бурятии, где на 1 апреля 2021 года насчитывалось почти 140 тысяч коров, достать хребтовые кости нелегко. Купить их можно по 200 рублей за штуку. Это дорого. Поэтому каждый выкручивается как может. Жалсып Манзаров просит кости у многочисленных родственников — те разводят скот. Его друга Ардына снабжает дядя, работающий в бурятском кафе. Долгор в обмен на кости моет кишки убитых коров — вся требуха у местных тоже идёт в пищу.
На тренировках хээристы (так называют разбивателей) предпочитают бить палки, ветки, щепки от дров. А кость — раз в неделю, чтобы рука не забывала.
Бой-баба с крыльями
«Меня тут, знаешь, как называют? Бой-баба!» — кричит Долгор Ангархаева. Она — за рулём китайского мини-трактора «Дунфэнг». Трактор пересекает местную речку Далбайка, его трясёт от булыжников, которые лежат на дне речки. Долгор едет за дикой облепихой, на том берегу ягоды много. Пока Ангархаева собирает облепиху совком (2 ведра за 20 минут), она безостановочно курит. «Не потому, что хочу, а потому, что тут медведь бродит, — объясняет Долгор. — Он запах чухает и не подходит. Да нормально всё, не бойся».
В детстве и юности знакомые Долгор боялись выводить её из себя. «Столько я раньше девчонок побила, — говорит она. — Они сами выпендривались, начинали: чё-чё-чё. Я всегда первая ударяла. Чуть что не так — сразу в лицо. В какую кафешку ни зайду — все прятались от меня».
Ангархаева рассуждает, что сейчас стала спокойнее. «Во-первых, муж появился. Лопсон — степенный и рассудительный, — объясняет она. — Он меня утихомирил, крылья мои порхающие изменил. А, во-вторых, я несколько лет назад раком переболела. Мне матку вырезали. После такой болезни надо жить и улыбаться, никогда не злиться и не унывать. Сейчас я спокойна. Но спустить с крыльца, если что, — могу. Пока Лопсон был на вахте, приходили ко мне пару раз мужики, „алкашку“ просили: „Чё-кого, давай“. А я им: „Слышь, ты!“ — и толкаю. Падали прямо на землю».
Четыре года назад Долгор пришла на турнир — как зритель. Увидела, как финалистка не смогла сломать кость. Ангархаева попробовала, и у неё получилось. На следующий день ей позвонил основатель и идеолог соревнований Гомбо Зурбаков. Предложил тренироваться.
Ударная рука у Долгор — без царапин и синяков. Тыльная сторона ладони — жёсткая, крепкая, краснее, чем остальная кожа. Она похожа на большую мозоль. «Как камень, да?» — спрашивает Ангархаева. Когда Долгор только начала бить кости, руки были все изрезанные, в шрамах. «Когда кость ломается, она может разорвать кожу на руке до мяса, до глубины, — говорит Ангархаева. — Иногда кусочки отлетают и втыкаются — ну, вынимаешь».
За год занятий рука у Долгор набилась и затвердела. Сейчас Ангархаева бережёт её перед новым турниром «Алтан Мундарга», который должен пройти в ноябре или декабре в Тункинском районе. «Я настроена выиграть, поэтому стараюсь, чтобы ни одной царапины не было, — объясняет она. — Иначе потом больно будет. Раньше на тракторе без перчаток работала — теперь в перчатках. Иду на рыбалку — стараюсь не упасть с камней. А поначалу пофиг было».
Ангархаева верит, что её предназначение в hэер шаалган — не просто выигрывать соревнования, а пиарить Тункинский район и женщин-костоломщиц. «Девчонок пока мало бьёт кости, надо развивать это, качать, — рассуждает она. — Чтобы была жёсткая борьба, баталия».
Сейчас hэер шаалган занимаются 35 женщин в Бурятии, две — в Иркутской области, две — в Забайкалье (мужчин-хээристов в этих трёх регионах — несколько тысяч). Может, было бы и больше — но призовой фонд для костоломщиц пока гораздо меньше, чем для костоломов. На том самом турнире «Алтан Мундарга», где Жалсып Манзаров выиграл квартиру (её рыночная стоимость тогда составляла 1,5 миллиона рублей), победительница получила 30 тысяч рублей и коня по кличке Феррари. Лошадь в Бурятии стоит 40-50 тысяч. Правда, участниц было гораздо меньше, чем участников: 19 женщин и 527 мужчин.
Саму Долгор такой расклад по призам не напрягает, она говорит: «Нормально». А вот её свекровь Любовь Опонтеева называет это «дискриминацией».
— Мужчинам всегда дают больше, чем женщинам, — вздыхает Опонтеева. — А могла бы и ты квартиру выиграть, Долгор.
Опонтеева — учительница начальных классов. Её сын Лопсон — муж Долгор — тоже преподавал в школе биологию, получал 13 тысяч рублей. Несколько месяцев назад он устроился на золотой рудник в соседнем Окинском районе — ездит туда на вахты. Зарплата выросла в почти 10 раз.
— Ну какое призвание у Лопсона? Учить детей или золото добывать? — размышляет его мать. — Разве сейчас смотришь, какое призвание? Лишь бы деньги были.
С этого сентября зарплату Долгор в школе подняли до 17 тысяч рублей. Но она подрабатывает всегда, всю жизнь, даже сейчас — когда муж начал много получать. В доковидную эпоху была тамадой, вела свадьбы и юбилеи. «По мне, так лучше рыбачить и ягоду с грибами собирать, — говорит Ангархаева. — Ведро облепихи можно за тысячу рублей продать, на груздях я до 8 тысяч рублей в день получала». Но самый большой доход — от турниров по костям. Иногда Долгор зарабатывала на призовых до 90 тысяч рублей в месяц. Сейчас гораздо меньше — из-за коронавируса турниры почти не проводят.
Победителям часто вручают не деньги, а скот или технику. Ангархаева вспоминает, как пару лет назад команда тункинских костоломов возвращалась с соревнований из Заиграевского района на старой тёмно-синей «истане». Люди сидели в передней части салона, сзади стояли коробки с шестью живыми баранами. В проходе микроавтобуса качался мотоцикл. И баранов, и мотоцикл тункинцы выиграли. Ехали они около восьми часов: до дома больше 500 километров. «Вот же задолбались мы! — до сих пор вспоминает ту поездку Долгор Ангархаева. — Бараны блеяли всю дорогу. Но это же был наш выигрыш! Наш!»
Спасти Хойто-Гол
В 2040 году Гомбо Зурбакову — предпринимателю и общественнику, продвигающему hэер шаалган, — будет 60 лет. Он мечтает, чтобы к этому году разбивание костей стало олимпийским видом спорта. Чтобы кости били атлеты разных стран, а победителям на шею вешали олимпийские медали. Гомбо уже представляет, что спортивная форма у хээристов будет стилизованной: «Такой халат типа бурятского, но без бурятских орнаментов, — рисует он картинку. — А кости, наверное, будут пластиковые. У „зелёных“ тогда вопросов не возникнет. Мы такие кости уже заказывали, они крепкие. Но стоят в пять раз дороже говяжьих — тысячу рублей за штуку. Нужен инвестор».
Гомбо — уроженец Хойто-Гола. Сейчас он разводит скот и держит кафе в селе Кырен (райцентр Тункинского района). В 2012 году на глазах у Зурбакова его друг сломал несколько хребтовых костей. Тогда костоломов в Тункинском районе (да и в самой Бурятии) почти не осталось, били единицы. «И у меня в голове что-то щёлкнуло, — вспоминает Гомбо. — Я понял, что эту нашу традицию надо возрождать».
Зурбаков решил проводить турниры. Он объясняет, что затеял это ради спасения вымирающего Хойто-Гола. За последние 30 лет население села сократилось вдвое — с 1100 до 550. «Многие сельчане уезжают в город, они хотят там красиво жить, — говорит Гомбо. — Но ведь кто-то должен и в деревне остаться. Наша сила — в земле. И я решил показать местным — вы не последние, не пьяницы, вы хранители традиций».
На первые районные соревнования Гомбо собрал 30 участников — некоторые из них ломали кости в первый раз. Взял на себя все расходы, купил призы. За первое место — плазменный телевизор. За второе — бензопилу «Дружба». «Это было нужно, — рассуждает он. — Кто же осознанно просто так пойдёт бить кости? Особенно если знать, что свою руку можно сломать».
Дебютный турнир прошёл с успехом. Потом последовали другие. Призы становились дороже, участников — больше. «Для многих hэер шаалган — возможность заработка. И это не секрет», — признаёт Зурбаков. Из районного, тункинского уровня всё быстро переросло в республиканский. В последние годы соревнования проводятся и в соседних регионах: Иркутской области и Забайкалье. Там появились уже свои организаторы. Бьют кости в Монголии, в Китае. «Так и до мирового чемпионата недалеко», — говорит Гомбо.
Бюджет последнего турнира «Алтан Мундарга», на котором Жалсып Манзаров выиграл квартиру, около 5 миллионов рублей. Три миллиона ушло на призовой фонд. Огромную долю в бюджет внесли сами участники — каждый сдавал организационный взнос по 2 тысячи рублей и 10 костей (на первых соревнованиях были 1 тысяча рублей и 7 костей). «Для деревенских жителей это весомые суммы, — подчёркивает Зурбаков. — И сначала не все хотели платить. Но потом стали смотреть — призы хорошие, за каждую копейку мы отчитываемся. И людям уже было не жалко отдавать».
На «Алтан Мундарга» взносы всех 546 участников ушли на супер-приз — «однушку» в Улан-Удэ. Застройщик не стал отдавать квартиру бесплатно, но сделал организаторам хорошую скидку. Плюс было несколько десятков спонсоров — магазины, кафе, автотехцентры, гостиницы. И обычные жители. Все хотели поддержать традиционный бурятский вид спорта. Суммы перечислений составили от 200 до 300 000 рублей.
Жалсыпу Манзарову, кроме квартиры, вручили 50 тысяч рублей от администрации Тункинского района, 20 тысяч рублей от родственников, 10 тысяч от его команды и ещё подарили барана.
После последнего турнира Гомбо Зурбаков ушёл в минус на миллион рублей. Только сейчас он закрыл последние долги. Но от соревнований не отказывается. «Это моё предназначение», — говорит он.
Турниры по разбиванию хребтовой кости проходят по инициативе общественников. Министерство спорта Бурятии не отказывается от поддержки, но бюджет на национальные виды спорта (их в республике пять) — небольшой. В 2021 году регион выделил на их развитие 2,9 миллиона рублей. А, к примеру, на бокс — 6 миллионов.
«Прекрасно, но дико»
«Этими руками я заработаю миллионы… — знаете, так Майк Тайсон сказал», — Жалсып Манзаров смеётся и выставляет свои ладони вперёд. Руки у Жалсыпа, в отличие от Долгор, все в ссадинах и ранках. «Сюда кость отлетела, — показывает он на костяшку правой руки. Потом переводит взгляд на другую ранку. — А здесь не помню. С баранами, что ли, возился. Или землю копал».
Жалсып начал бить кости с 14 лет. Его одноклассник на одном из турниров занял третье место — соперников было две сотни. Победителю достались новые «Жигули», призёры получили денежные призы. «И в школе у нас началось: Шагдарка может, а мы не можем, что ли? — рассказывает Жалсып. — Все начали бить. А поначалу-то я, конечно, думал: что я, дурак, руку свою кончать».
Манзаров рассказывает, каким был настрой школьников тогда. На уроке географии учительница вышла ненадолго из класса. Когда вернулась — карта мира, висевшая на деревянной палке, валялась на полу. Подростки выдернули эту палку и всю сломали на части — отрабатывали удары. «Как давай она нас ругать», — вспоминает Жалсып.
После того, как Манзаров выиграл турнир «Алтан Мундарга» и получил квартиру, он прославился на всю республику. Жалсып дал мастер-класс главе Бурятии Алексею Цыденову — и тот разбил сразу две кости. А в конце прошлого года Манзаров поставил мировой рекорд — на шоу Первого канала «Я почти знаменит» он за минуту сломал 59 костей.
Телевизионщики вынесли в студию красно-жёлтый ковёр и разложили все кости на него. Вышел Жалсып — в национальном костюме, кожаных сапогах, кожаной шапке. Ковёр и Манзарова высветили прожекторы, сзади появилась огромная проекция с горами, пастбищами и коровами. Включили фоном музыку — горловое пение под ритмичный бит. «И вы просто берёте эту кость и ломаете её?» — спросила Жалсыпа телеведущая и член жюри Жанна Бадоева. Он утвердительно кивнул. «В каком интересном мире мы живём!» — улыбаясь, сказал в микрофон фигурист Алексей Ягудин. Зрители рассмеялись.
Костоломы и ранее ставили мировые рекорды — за минуту ломали 25-27 костей. На «Я почти знаменит» Жалсып превзошёл их более чем в два раза. Но в финал шоу его был готов пропустить только один член жюри — ректор академии им. Вагановой Николай Цискаридзе. Ещё двое судей — Ягудин и Бадоева — делать это отказались. «Я, честно говоря, в шоке от ваших забав, — сказала Жанна Бадоева Жалсыпу, увидев, как он бьёт. — Мне не нравится кровь, мне не нравится, когда люди дерутся. Это прямо дико. Прекрасно, но дико». Алексей Ягудин (он закрывал лицо рукой, когда Манзаров ломал кости) добавил: «Я здесь на стороне Жанны».
Финалистами этого выпуска стали метатель предметов, акробатка на гироскутере, певица, записывающая треки на луп-станции, и юноша, плюющий водой по мишеням.
«Ну, это другие традиции, — рассуждает Жалсып о том, почему его не пропустили дальше. — Судьи просто не поняли сакральный смысл нашей игры — про душу животного». «Если не пробовал сам сломать и осуждает, значит слабак», — категорична Долгор.
У их учителя Гомбо Зурбакова — ещё одна версия. «Сейчас в России много „зелёных“, тех, кто права животных защищает, — говорит Зурбаков. — А тут — кости коров. Ну, наверное, для таких людей это слишком кроваво! Но время наступит — и европейцы всё поймут». Гомбо приводит в качестве примера дзюдо. «Им только японцы раньше занимались, — говорит он. — А сейчас любой спортсмен, хоть белый, хоть африканец, кимоно надевай — и вперёд».
На подсознательном уровне
Жалсып Манзаров мечтает об Олимпиаде, как и Гомбо Зурбаков. «Брейк-данс же включили в Игры, — рассуждает Манзаров, сидя на траве. Он рассматривает свои руки в мозолях и ссадинах. Рядом пасётся стадо бело-рыжих коров. — Значит, и hэер шаалган можно».
Лучший бурятский костолом недавно поступил в Бурятскую сельскохозяйственную академию в Улан-Удэ — на автомеханика. В ноябре Жалсып переедет в город из Хойто-Гола — как сдадут новостройку, где находится его выигранная квартира. После окончания академии планирует вернуться обратно, хотя в родном селе никакой работы нет. «Я хочу жить дома и заниматься сельским хозяйством, — коротко объясняет Жалсып. — Тянет. Тут мои корни».
«Хойто-Гол удалось спасти», — рассуждает Гомбо Зурбаков. Он сидит в гостинице «Байкал-Плаза» в Улан-Удэ и смотрит из окна на главную городскую площадь. Гомбо редко можно застать в родном Тункинском районе, он всё время в разъездах, всё время продвигает национальную игру. Гомбо говорит, что кости бьют уже больше ста хойтогольцев — дети так хотят участвовать в соревнованиях и получать призы, что переломали в округе все палки.
Глава сельского поселения Хойто-Гол Дарима Аюшеева рассказывает, что местные как уезжали, так и продолжают уезжать: тут негде работать. На вопрос про хребтовые кости Аюшеева отвечает: «Это действительно популярно. Наверное, молодые люди думают: „А, может, я сегодня выиграю! А вдруг это мой шанс получить квартиру или машину?“»
Сама Дарима Аюшеева ни разу не пробовала разбить кости. «Мне своих рук жалко», — смеётся чиновница. Она подчёркивает, что, по её мнению, разбить кость — «это чисто фарт, удача».
15-летний хойтоголец Баир (имя изменено — ЛБ) занимается hэер шаалган уже два года. «Отец пьёт, валяется потом у магазина. Мать в загулы уходит, — рассказывает Баир. — Я за коровами смотрю. И ещё кости бью. Вдруг удастся квартиру выиграть, как Жалсыпке. Иначе не знаю, что дальше делать».
В Хойто-Голе нет ни одной гостиницы и кафе — хотя именно отсюда начинается туристический маршрут на популярный горный курорт Шумак. В конце прошлого года в селе торжественно открыли отремонтированный дом культуры. Больше местным из событий вспомнить нечего. «А, нет, нас же хотели сделать трезвым селом, — говорит Баир. — Мне как-то раз батя — спьяну — рассказывал».
В 2013 году Гомбо Зурбаков со сподвижниками объявил Хойто-Гол «зоной трезвости». Это началось одновременно с проведеним турниров по hэер шаалган. В местном магазине пару лет не продавали водку и сигареты. Потом магазин прогорел, хозяева сменились. И водка опять вернулась на прилавок. Сейчас в Хойто-Голе работает три продуктовых точки — спиртное можно купить в каждой.
Долгор Ангархаева говорит, что без алкоголя в Тункинском районе вообще не обойтись: «Если человек совсем перестанет пить, то просто потеряет авторитет среди земляков».
Ангархаева вспоминает о нескольких своих соперницах-костоломшах, которые умерли. «Одной в пьяной драке нож воткнули в сердце, — говорит Долгор. — А в прошлом году другая девчонка шла от гостей выпившая, она на сносях была. Поскользнулась у дома, упала и потеряла сознание. Вьюга была, её снегом завалило. На третьи сутки только нашли. А как хорошо на соревнованиях она выступала. Ломать бы ей кости да ломать».