«Обоих потеряла»
Людмила Гилязова стоит на кладбище в бурятском селе Джида между двух гробов в малиновых атласных оборках и громко причитает: «Обоих потеряла! Обоих потеряла!» Женщина еле держится на ногах, её подхватывают под руки односельчанки и отводят в сторону. Кто-то приводит фельдшера в синем форменном тулупе, которая даёт Гилязовой лекарство в пластиковом стаканчике. Пахнет корвалолом.
Людмилу окружают четыре женщины, все закуривают по сигарете.
«Мы всегда рядом, Люда, мы не дадим тебе упасть», — говорит самая пожилая. Чуть позже она отходит в сторонку и заводит разговор с односельчанками о своих родных, которые тоже сейчас на фронте.
По просьбе Людмилы и её 26-летней дочери Ирины Минобороны удвоило похоронную бригаду, хотя для завербованного в колонии в ЧВК «Вагнер» Расима Игумнова такие почести не положены.
На каждый гроб приходится по шесть солдат, которые несут его и держат караул. Ещё возле каждого гроба стоит по знаменосцу: один держит флаг России на деревянной жерди, второй — венок. Оркестр на двоих покойников общий — из шести военных музыкантов.
На крышке гроба 44-летнего Андрея Федосеева лежит темно-зелёная фуражка, а у его пасынка, 24-летнего Расима — синяя.
«Мой муж ему [Расиму] свою фуражку отдал, всё-таки он там, наверное, научился всему. У папы типа пограничная, а у Расимки военно-воздушные силы», — объясняет сестра покойного Ирина. Семья не знает, что конкретно делал Расим на фронте и была ли у него вообще какая-нибудь фуражка.
Солдаты на кладбище дают положенные залпы, оркестр играет гимн России. Мужчины поднимают гробы на белых лентах и опускают в могилы. Большие комья тёмной грязи и камней перемешиваются с прошлогодней рыжей травой. Людмила садится на скамейку и не отрываясь смотрит, как закапывают её мужа и сына.
Небольшая оградка на две могилы заставлена венками. Мужу — от Минобороны: на зелёных ветках искусственными цветами выложен флаг России, на чёрной ленте надпись: «Защитнику Отечества». Сыну венок от государства не положен, но ЧВК прислала свой — в чёрно-жёлто-красных цветах со скрещёнными мечами по центру и словами: «Кровь, честь, Родина и отвага».
Памятники погибшим сделать не успели, но Людмила заказала в Улан-Удэ два мраморных изголовья на 150 тысяч рублей. В Минобороны должны покрыть расходы, но деньги пока не выдали.
Не делили погибших на мобилизованного и наёмника и на торжественном мероприятии, которое прошло у здания школы перед похоронами. Гробы стояли перпендикулярно белому двухэтажному зданию рядом с надписью «Выпуск 2022». Попрощаться с Федосеевым и Игумновым пришло больше сотни односельчан.
Ведущая начала с речи о трудной международной ситуации, потом перешла к биографии Андрея Федосеева, но тут микрофон сломался. Женщина продолжила без него. До толпы обрывками долетали фразы о службе в армии и о том, что покойный был «хорошим семьянином». Приглашённые гости из администрации района и Народного Хурала (парламент республики Бурятия) тоже говорили без микрофона и в основном о политике, а хуже всех было слышно районного военкома.
«Отказывался гаситься»
Глава села Джида Цырен-Даши Очиров приехал домой к Гилязовой и Федосееву в день объявления мобилизации — 21 сентября 2022 года. Людмила в разговоре с чиновником отшучивалась: «На фиг вам он нужен, старый хрыч. Я мужа не отпущу! Руки-ноги ему переломать что ли?»
Но Андрей повестку взял сразу, сказав: «Ты хочешь, чтобы я десять лет отсидел, а ты ко мне с баулами каталась?» Он и раньше, как выражается Людмила, «заговаривался», обещал уйти на фронт и сборы, которые трижды проводили в районе с начала войны, не пропускал. Сборы длились по 4 дня, за них платили пару тысяч рублей.
У Федосеева были проблемы со зрением, один глаз плохо видел, жена и старшая дочь советовали ему жаловаться на это, но он «гаситься» отказывался. Младшей дочери Алине Федосеев говорил, что хочет «заработать миллион», чтобы и младших детей от Людмилы выучить в институте, и старшим, от предыдущего брака, помочь.
«Он взял с собой носки, нижнее бельё, мыльно-рыльное [гигиенические принадлежности — ЛБ], лекарства. Купили ему мазь, потому что у него спина и ноги болели», — вспоминает Людмила.
Вскоре после объявления мобилизации из Джиды забрали шесть человек, в том числе двух друзей Федосеева. В посёлке сейчас живёт 1600 человек, с 2014 года население сократилось в два раза. По словам Людмилы, двоих мобилизованных односельчан сейчас не могут найти, ещё двое получили ранения и лечатся. Перед отправкой на фронт мужчины провели неделю в городе Кяхта «на учебке», а 2 октября уже «ушли на Донецк».
«Он просто рядовой, какой у него опыт может быть? Никакого опыта. Рыли окопы, вот чем они были заняты. Числился пехотой», — говорит старшая сестра Федосеева Ирина.
Андрей нечасто, но звонил семье и иногда отправлял фотографии в Viber. На нескольких кадрах он с другими мобилизованными отмечает Новый год. Мужчины выпивают, на столе лежат апельсины. Дочь Алина вспоминает, что в праздничную ночь отец давал послушать по телефону, как его сослуживцы из гранатомётов запускают «салют». На других фотографиях он в обнимку с односельчанами: все радуются, что им прислали «гуманитарку».
«В деревне им собрали на бензопилу и печки 15 тысяч. Остальное они сами добавляли. Но фотосессию сделали большую», — возмущается Людмила. Ей не понравилось, что большую часть снаряжения её муж и остальные мобилизованные односельчане купили на свои деньги, но власти представили это так, будто всё село объединилось, чтобы помочь землякам.
Федосеев жаловался, что мёрзнет, что спать приходится на земле, что ботинки из-за слякоти не просыхают. По его словам, за баню и стирку приходилось платить по 500 рублей, поэтому он просил оставлять ему по 50 тысяч рублей в месяц с жалования на расходы.
Теперь Людмила каждый день подолгу рассматривает эти фотографии в Viber и плачет. На них Андрей сильно похудел, поседел и покрылся морщинами. «Бедный мой», — причитает она и гладит экран телефона.
11 февраля Федосеев звонил младшей дочери Алине. Она вспоминает, что отец говорил шёпотом, объяснив это тем, что «находится на передовой». С женой он разговаривал 19 февраля, а последний раз звонил другу — в ночь на 22 февраля. Тому он сказал, что они идут в наступление на Угледар.
«Папу узнала по одежде»
«Слава России, базара нет! Вот мой экипаж охуевший, вот мой танк горит», — рассказывает танкист из Бурятии Дмитрий в видеоролике. Именно из этой записи Гилязова и узнала, что с её мужем.
Экипаж танка из трёх человек подорвался на мине, и боевую машину пришлось бросить. Военные возвращались ползком на свои позиции и в одном из окопов по пути нашли Федосеева. На видеокадрах он лежит скрючившись и не двигается.
«Мне до этого видео кто-то прислал, но я не стала в вайбере загружать, смотреть. Подумала: очередная фигня. Но потом мне прислали ещё раз, я посмотрела и узнала папу по одежде, по силуэту», — рассказывает дочь Федосеева Ирина.
Позже танкисты опубликовали ещё один видеоролик из того окопа. В первые несколько секунд появляется Федосеев, который реагирует на речь и поднимает голову. «Как будто в последний раз на нас на всех посмотрел», — плачет Людмила над этим видео.
Танкисты сами связались со старшей дочерью Андрея — Ириной, потому что у него в паспорте лежала бумажка с её телефонным номером. Они рассказали, что, по словам самого Федосеева, он пролежал в окопе два дня. Танкисты перетянули ему раненую ногу, поставили укол, после чего все вместе поползли до своих. Военные рассказывают, что взяли Федосеева с двух сторон под руки и тянули, а он помогал им ползти — отталкивался от земли ногами. «Значит силы были», — рассуждают родные.
В каком госпитале лежал Федосеев, военные не знали, и Людмила с родственниками две недели обзванивали медицинские учреждения Ростова, Донецка и Луганска, но им везде отвечали, что такого пациента у них нет.
В свидетельстве о смерти Федосеева написано, что он умер ещё в день наступления на Угледар, но родные в это не верят.
«Почему-то пишут дату смерти 22 февраля. Видимо, чтобы легче отмазаться было. Нам позвонили (кто и когда звонил, Людмила не помнит — ЛБ) и сказали, что госпиталь разбомбили. Военные не хотят признавать это, жопу закрывают свою, но их Бог накажет», — уверена Людмила.
Из-за неправильной, по её мнению, даты смерти и видеороликов танкистов Людмила не верила, что хоронит своего мужа. Гроб вскрыли, и зять убедился, что там лежит Федосеев. Больше никому смотреть на него не разрешили.
«Если бы нам показали, мы бы этого не вывезли. Сказали, что у папы грудная клетка разодрана, тело полностью чёрное», — говорит 17-летняя дочь Алина. О таких ранах танкисты, которые нашли Федосеева, не рассказывали. По их словам, у него были только перебиты ноги.
Алине несколько раз становилось плохо на похоронах, её отводили в сторону и давали дышать нашатырём. Сейчас девочка ходит к психологу. Она жалуется, что в школе её начал травить физрук. Он говорил ей: «Мобилизованным везде сейчас зелёная дорога. Сперва дети мобилизованных пойдут, потом дети Донбасса, а потом уже простые». Алине стало обидно, она «психанула» и ушла с урока.
Людмила сходила к директору школы и наорала на физрука. Она уверена, что тот говорит так из зависти. И он, по словам Людмилы, такой не один: одна из родственниц Андрея упрекала её, что она отправила мужа на войну специально ради выплат и будущего детей.
Гилязова эти обвинения отрицает и говорит, что им хватало того, что они зарабатывали. Но старшая дочь Ирина, закончившая педагогический колледж, недавно переучилась на сигналистку, чтобы получить стабильную работу на железной дороге. Двое сыновей Людмилы высшего или профессионального образования вообще не получили — сразу после школы пошли работать.
На дрова Людмила и Андрей начинали копить с конца весны. В октябре покупали две «газели». Дрова в Бурятии очень дорогие: маленький грузовик «воровайка» стоит от 10 тысяч рублей, поэтому в 2022 году по распоряжению главы региона семьям мобилизованных выдали дрова бесплатно. Людмила тоже их получила, но только «когда пошли сильные морозы».
Гилязова по-прежнему хочет узнать точную причину и дату смерти мужа. «Теперь же мы никто, не люди, не считаются [с нами], чтобы мы знали правду. Даже с Минобороны никто не был [на похоронах], отнеслись, как будто мы ненужные люди», — говорит она.
Шустрая
Всего у Людмилы Гилязовой пятеро детей. Трое старших — от двух предыдущих браков. Двое младших: Алина и 16-летний Кирилл — общие с Андреем Федосеевым. Со всеми тремя мужьями Людмила не была официально зарегистрирована. Все три мужа сейчас мертвы.
Людмила родилась в татарской семье в селе Белоозёрск Джидинского района. Родители у неё — крестьяне, в семье было 8 детей. Дядя пристроил Гилязову в авиационный техникум в Новосибирске, за что она потом отработала несколько лет в военной части в Кяхте телефонисткой-телеграфисткой.
Когда началась перестройка, Людмила уволилась, уехала в Джиду и родила первого сына: «Муж оказался плохой и в не так удалённых местах всё сидел». Позже сошлась с отцом Ирины и Расима — Геннадием Игумновым. Тот много пил, бездельничал и не помогал. Чтобы содержать семью, Людмиле приходилось днём работать соцработником, а ночью сторожить школу.
Семья снимала жильё, но в начале двухтысячных Людмила взяла кредит и купила деревянный дом. Она и сейчас в нём живёт: небольшая веранда, кухня с печкой и умывальником, вытянутая комната, которую разделяет шкаф. В одном углу двуспальная кровать, в другом — раскладной диван. Людмила вспоминает, что когда-то на 30 квадратных метрах помещалось семь человек.
54-летняя Людмила что сейчас, что на фотографиях 20-летней давности — подтянутая, с короткой стрижкой «под мальчика». Раньше Андрей стриг её дома машинкой. Носит она исключительно удобные брюки или джинсы и описывает себя так: «Я — шустрая». Только в этом году Людмиле впервые в жизни сделали маникюр. Её младшие дочери отучились на нейл-мастеров и практиковались на матери: короткие ногти покрыли лаком лавандового цвета, который за месяц сильно облупился.
Каждый день с восьми утра и до пяти вечера она работает сельским соцработником, ухаживает за стариками: убирается в домах, готовит еду, моет лежачих, меняет им судна, ходит в магазин за продуктами. Сейчас у неё под опекой восемь стариков, хотя один из них не встаёт и его считают за троих: «В куче десять человек». В Джиде таких соцработников только двое: Людмила и её младшая сестра. Они давно просят открыть ещё одну ставку: на всех стариков их не хватает.
«Я с любовью бегаю на работу, — говорит Гилязова. — Если я в магазин сходила, я им чек приношу. Сдачу отдаю, потому что нельзя у стариков брать. У них пенсия 11 тысяч! А это что за пенсия?»
У самой Людмилы пенсия почти такая же. Как многодетная мать она вышла на пенсию четыре года назад, и ей начислили 11 900 рублей. Поэтому Людмила не только работает, но и держит большой огород и двух свиней.
«Пьют да гуляют»
Андрей Федосеев младше Людмилы на 10 лет. Он родился в Джиде, подростком потерял родителей, его воспитала старшая сестра Ирина. Она живёт в городе Гусиноозёрск в 150 километрах от Джиды и работает санитаркой.
Андрей закончил десять классов, потом отслужил в погранвойсках, никакой рабочей специальности не получил и всю жизнь подрабатывал на стройках.
Через Джиду проходит одноколейная ветка до Монголии. Железнодорожники зарабатывают по местным меркам неплохо, но Андрея брали только в подрядные организации, где платили не больше 25 тысяч в месяц — и только в строительный сезон.
«Он калымил на железной дороге, ездил и на вахту, и везде, чтобы только детям было хорошо. В Москву ездил, в Читу, ещё куда-то. Строил мосты, шпалы менял», — говорит Людмила об Андрее.
Людмила рассказывает, что в Джиде люди в основном «пьют да гуляют», потому что работы нет. Раньше в селе было несколько военных частей, в том числе ракетная, но давно «всё заколочено, человек 10 охраняют и всё». В селе с былых времён стоят пятиэтажки для офицерского состава, но сейчас всех, кто остался, переселили в два дома, коммунальные платежи там доходят до 15 тысяч рублей в месяц. Остальные стоят брошенные, с выбитыми окнами. Алина рассказывает, что местная молодёжь любит собираться в этих брошенных домах либо у магазинчика «Лéмон».
«Мог ударить, склонен к агрессии»
Сыну Людмилы Расиму Игумнову было 24 года. До того как попасть в колонию, он работал в Улан-Удэ, жил в комнате в общежитии с гражданской женой Надеждой. Она была старше Расима на пять лет. Когда они познакомились, у Надежды уже был ребёнок, а сама она была снова беременна. Расима это не смутило.
Надежда вспоминает, что на первые свидания они ходили в лес, собирали грибы. «Домашний такой, всё помогал, мог вещи постирать, приготовить, — вспоминает она. — Трезвый — претензий нет, но чуть выпьет — всё».
Расим закончил в Джиде вечернюю школу. Из общеобразовательной пришлось уйти после восьмого класса из-за ссоры с учителем русского языка, которая назвала его «придурком», рассказывает Людмила.
«Расим больше мой характер взял, татарский. Он может завредничать ни с того ни с сего, психануть, дёрнуться», — говорит Людмила. При этом она описывает сына как доброго и весёлого. Вспоминает, что Расим любил рисовать и петь старые военные песни.
После школы Расим уехал в столицу Бурятии, работал на заводах, потом грузчиком на оптовой базе. Денег ему не хватало, и старшая сестра скидывала ему то на проезд, то на чай с сигаретами.
Но деньги уходили в основном на алкоголь. «Тяжеловато было бороться с ним — он пакостил. По балконам лазил с четвёртого этажа на первый и обратно, потому что я ему не открывала, счётчик выдергивал, двери ломал. Мог и ударить», — вспоминает его сожительница Надежда.
Из-за буйных пьянок Расим несколько раз оказывался «в психушке». После возвращения рассказывал жене, что его там привязывали и ставили уколы. «Он неделю потом тихий дома [сидел], никуда не ходил», — вспоминает Надежда. Но потом всё начиналось по новой: пиво, водка и скандалы. По словам жены, психиатр поставил Расиму диагноз — расстройство личности. Сейчас его родные возмущаются, почему его вообще взяли воевать в Украину.
«Мне кажется, его психологически обработали. Я спрашивала у знакомых, как его [в ЧВК] взяли, ведь он в психиатрической больнице лежал. Они сказали, что берут по физическим данным, а Расим — коренастый, здоровый, высокий», — говорит его сестра Ирина.
Ссора, после которой Расим оказался в колонии, произошла осенью 2020 года. Он выпивал вместе с соседом Егором, который, по словам Надежды, давно к ней приставал. «Выйду в коридор — начинает в углу зажимать и говорить, что если бы не Нинка [жена], то я бы была его», — рассказывает она.
Сначала мужчины подрались в общем коридоре, потом помирились и пошли дальше пить. Когда ссора вспыхнула вновь, Расим воткнул в Егора кухонный нож — он задел сердце и насквозь прошёл через лёгкое. Расим сам побежал к соседке, попросил вызвать скорую, а когда медики приехали, пытался помочь им вынести носилки. Соседа прооперировали, и он остался жив. Уже на следующий день после драки Егор сбежал из больницы обратно в общежитие. «Пришёл — из пуза трубки торчат, бутылки висят. Недели две бледный весь ходил, хрипел, но потом отошёл», — вспоминает Надежда.
С Расимом Егор помирился и сказал ему, что «претензий не имеет». Не пришёл он и на начавшийся суд над Игумновым. Когда соседа начали искать, то обнаружили в СИЗО, куда он попал за кражу.
За умышленное причинение тяжкого вреда здоровью Расиму назначили три года колонии. Судья посчитал смягчающими обстоятельствами то, что Расим не пытался добить собутыльника и сам вызвал скорую, а также учёл асоциальное поведение пострадавшего.
Перед арестом в перерыве заседания адвокат отправил Расима домой за вещами. Вместе с Надеждой тот собрал сумку с одеждой и продуктами: чаем, конфетами и роллтоном. Больше близкие Расима живым не видели. Мать, которая каждый месяц переводила сыну по две-три тысячи рублей, однажды приезжала в колонию на свидание, но ей в нём отказали из-за того, что Расим отдал свою очередь другому заключённому.
Надежда быстро бросила Расима (они поссорились в переписке), и сейчас живёт с другим мужчиной. Людмила считает, что Расим именно из-за сожительницы попал в колонию и погиб. Надежда, по мнению матери, сама провоцировала соседа на ухаживания и заставила Расима ревновать.
Надежда знает об этих обвинениях, но отвергает их: «Я же ножик ему не давала в руку и егошней рукой заявление на СВО не подписывала». Она не приехала на поминки, объяснив, что ей не с кем было оставить детей. Надежда рассказала старшей дочери, что «папы Расима больше нет», и та часто вспоминает, как ходила гулять на детскую площадку и кататься на самокате с отчимом.
«Вы — убийцы»
Расим подписал контракт с ЧВК «Вагнер» осенью. 10 ноября он вдруг позвонил матери поздно вечером и попросил её паспортные данные. Объяснил, что «всё отсидел и поехал на стройку», сказал, что теперь будет жить в Ростове, но зарплату будет получать мать. Попросил одну половину тратить на себя, а другую откладывать к его возвращению.
Больше Расим родным не звонил. В феврале и марте Людмила получила его «зарплату» — по 100 тысяч рублей. За деньгами ездила в Улан-Удэ. Первый раз мужчина в гражданском выдал наличные в маленьком номере в гостинице «Бурятия», во второй раз место поменялось на офисное здание. Людмила по несколько раз спрашивала у «кассира», где сын, но тот отвечал уклончиво: «Служит».
Надежда не может понять, зачем бывший сожитель вообще ушёл на войну: «Он же не служил, автомат никогда в руках не держал, куда попёрся?» Сестра Ирина рассказывает, что ехать на войну Расима активно отговаривал двоюродный брат, с которым они вместе сидели. «Но его [Расима] хорошо обработали. Сказали: чего тебе ещё год ждать [освобождения], там [в Украине] шесть месяцев прогасишься, протусуешься и всё — приедешь домой», — считает она.
В свидетельстве о смерти Расима написано, что он погиб 31 декабря недалеко от Артёмовска от ранения в голову. Тело в Джиду привезли в капсуле, вместо ДНК-экспертизы сестре Ирине показали фотографии фрагментов тела Расима — руку с татуировкой с его именем, родинки, шрамы. Девушка говорит, что «убедилась, что там её брат», и вскрывать гроб не стали.
Своё тело Расим завещал 16-летнему брату Кириллу, из-за чего было много путаницы с документами, вплоть до того, что гроб вообще не хотели отдавать родным. Зачем он так поступил, родные не понимают. «Они ещё из ЧВК, интересно, позвонили мне: „А вы будете [тело] забирать, или мы здесь его похороним в Иркутске в братской могиле?“ Я заорала: „Вы — убийцы!“ Прямо так и сказала. Спрашивала: „Вы почему сами-то не идёте туда?“ Я прямо ревела», — вспоминает Людмила о том, как узнала о смерти сына.
Спустя месяц она съездила на поезде в Иркутск, где ей выплатили пять миллионов рублей за Расима и ещё сто тысяч «похоронных». Деньги выдавал мужчина в гражданском по имени Женя. Он рассказал Людмиле, что сам только вернулся с войны с ранением. Они поплакали вместе, обнялись, потом Женя вручил Людмиле четыре одинаковые медали — по одной ей, старшей сестре Ирине и младшим сестре и брату: Алине и Кириллу. Ещё одному брату медали почему-то не досталось.
«Игумнов Расим Геннадьевич воевал за свободу, независимость Луганской Народной Республики. Пал смертью храбрых на поле боя. А чё-то ничё больше на ней и не написано. Глава Луганской Республики, Пасечник какой-то», — рассказывает о медалях Людмила и удивляется, что никакой бумаги к ним не дали.
«Вагнеровцы» выплатили Людмиле деньги быстрее, чем Минобороны. В воинской части в городе Кяхта личное дело её мужа вообще потеряли. Людмиле пришлось несколько раз ездить в районный центр в местный военкомат, чтобы восстановить документы. Без них невозможно получить выплаты и сделать удостоверения двум младшим детям, чтобы они получали пенсию и могли бесплатно поступить в институт. Деньги за смерть мужа не поступили на её счет до сих пор, хотя с его похорон прошло уже три месяца.
Из новостей Людмила узнала, что семьям мобилизованных помогают по хозяйству, но к ней никто ни разу не приходил и даже не предлагал помощь. После смерти мужа она пошла в администрацию и потребовала, чтобы у неё во дворе хотя бы убрали навоз. Обещали сделать.
C начала мобилизации Людмила купила себе новый холодильник, диван и шкаф, собирается поставить пластиковые окна. На «кровавые деньги», как она называет выплаты, Людмила собирается купить детям «в память об отце» две квартиры в Улан-Удэ, а старшей дочери — машину. «Сама я их даже касаться не хочу», — говорит женщина. При этом в селе судачат, что на деньги от ЧВК она уже поставила себе баню и новый забор. «Люди такие противные, нервы не в порядке с такими людьми», — жалуется Людмила, она объясняет, что у неё часто спрашивают о том, получила ли она выплаты.
Одиннадцатиклассница Алина хотела учиться на железнодорожницу в Улан-Удэ, как мечтал её отец, но в итоге решила поступать на факультет МЧС, а десятиклассник Кирилл собирается поступать в военное училище в Оренбурге. Людмила уверена, что, пока он учится, война закончится, поэтому за сына не переживает.
Цель войны — мир
Летом Людмила планирует взяться за подработку: в Бурятии будут выборы в местный парламент. Уже много лет Гилязова ходит по домам и агитирует за «Единую Россию», ведь за две недели в предвыборный период платят пять тысяч рублей.
«Люди знают, что мы зарабатываем деньги, — признаётся женщина, но добавляет, что жить сейчас лучше, чем в 90-е. — Тогда зарплаты не было, пенсии не было, а сейчас мы на широкую ногу тут живём. Вот так вот я и людям говорю. Меня спрашивают: „Почему пенсия маленькая?“ Я отвечаю, что надо работать… Вот и похохочем так».
Людмила мечтает, чтобы война быстрее закончилась. «Чтобы остальных не коснулось так, как меня коснулось. Пусть он мой злейший враг будет, но я такого не пожелаю», — говорит она.
Недавно она повесила на ворота своего дома табличку, на которой написано: «Семья бойца ЧВК „Вагнер“, отдавшего жизнь за Россию». «Пусть смотрят и завидуют», — говорит она. Ещё две таблички, про сына и про мужа, она хочет разместить на здании школы. Там ей не отказали, но предложили сделать это за свой счёт.
— А чем должна «спецоперация» закончиться, какими результатами? — спрашивает Людмилу журналист ЛБ.
— Мы должны выиграть, мы обязаны выиграть, я так считаю, — отвечает она.
— А выиграть — это что? Какие-то земли завоевать?
— Не надо нам земли, пусть живут люди мирно… — говорит Людмила.
— А в чём выигрыш тогда заключается?
— Хочу, чтобы мир над головой был, больше ничего не надо, — отвечает Людмила.